В сентябре 1879 года в министерство финансов поступил донос бывшего помощника Берека Шимкевича Авраама Наделя, явно обиженного назначенной ему суммой наградных в 500 рублей. Надель желал доказать способ «бессовестного выманивания Шимкевичем у правительства денег» и утверждал, что Шимкевич рассчитывал прошениями вынудить министерство финансов «дать нам денег столько, сколько нам угодно будет, ввиду того что министерству известно, что наше присутствие заграницею в судах ныне необходимо»[535]. А. Надель уверял министра финансов, что «прошедшая и настоящая деятельность Шимкевича по открытию фальшивых денег основана на таком же мошенничестве и целое дело, какое имело место в Лондоне и в Брюсселе, представлено Вашему Высокопревосходительству в превратном виде, с целью высосать от правительства как возможно больше денег»[536]. Косвенным подтверждением нечистоплотности Шимкевича в данном деле может служить отношение, направленное в октябре 1879 года новым губернатором Калишской губернии П. И. Шабельским в министерство финансов. Губернатор писал, что розыск преступников в Лондоне велся Шимкевичем «при содействии бывшего губернатора Набокова, содействие которого выражалось тем, что он не препятствовал делать, что они хотели. Правительство кредитовалось у еврея Шимкевича, и тем временем за свой кредит обделывал у г. Набокова и другие дела по губернии, но что могло быть терпимо при Набокове, я допустить не могу, а потому дело должно быть поставлено иначе»[537].
Преследование фальшивомонетчиков за пределами Российской империи затруднялось многими обстоятельствами. В том числе и бюрократической волокитой российских ведомств. На это, в частности, сетовал Г. Г. Перетц, который писал в министерство финансов, что «крайняя медленность в получении сведений из России и в исполнении нашими присутственными местами требований австрийских судебных учреждений»[538] чрезвычайно мешает расследованию преступлений. Крайнюю медлительность в проведении экспертиз по запросам прусских следственных органов отмечал и А. Е. Врангель, писавший Ф. Р. Остен-Сакену: «Ответы на такого рода запросы держатся месяцами, и они приходят, когда преступников и след простыл. С таковым порядком мы никогда здесь ничего не откроем и только будем даром марать бумагу»[539].
Неторопливость российской бюрократической машины порой усугублялась излишней резвостью газетчиков. Как писал А. Н. Юревичу в августе 1872 года В. Н. Смельский, проводивший расследование по делу Жозефины Добровольской: «Возвратясь в Вержболово, я ужаснулся! Все-то толкуют о производимом мною следствии; мало того, в заграничных немецких и французских ведомостях отпечатали статью из Сувалкских ведомостей <…> Да, нечего сказать, помогло мне Сувалкское правление! Это, просто на просто, поляки подвели губернатора напечатать в газетах о производимом мною следствии, дабы разузнать, кто причастен к этому делу, и сделать это гласным по всей Европе»[540]. Журналисты, вмешиваясь в ход расследования несвоевременными публикациями, могли сорвать готовящиеся обыски и аресты. Так, например, в 1875 году через газетные заметки была оповещена о предстоящих арестах шайка фальшивомонетчиков в Познани. Г. Г. Перетц, занимавшийся розыском этих мошенников, выяснил, что информацией с газетчиками делился работавший с ним переводчик[541].
Деятельность чиновников особых поручений за границей иногда сопровождалась откровенной клеветой. В 1870 году в канцелярию наместника в Царстве Польском поступили четыре анонимных доноса, в которых Г. П. Каменский обвинялся в недобросовестном исполнении своих обязанностей. Дело, заведенное для расследования изложенных в доносах фактов, закончилось оправданием Каменского, но шлейф этого дела еще долго тянулся по канцелярским кабинетам. И, видимо, поэтому П. Е. Коцебу, вступивший в должность генерал-губернатора в 1874 году, писал в 1878 году министру финансов М. Х. Рейтерну: «Считаю необходимым сообщить, что, по имеющимся у меня сведениям, еще за время бытности моей генерал-губернатором Новороссийского края, господин Каменский не оказывал желаемую деятельность в порученном ему деле <…> для пользы дела было бы весьма желательно замена в Лондоне господина Каменского лицом более деятельным и более внушающим к себе доверие»[542]. Лицом «более внушающим доверие», по мнению генерал-губернатора, оказался Берек Шимкевич, которого он и послал в Лондон в качестве секретного агента.
537
РГИА. Ф. 560. Оп. 33. Д. 425. Л. 1 об-2.