Я снова качаю головой.
Она по-доброму мне улыбается. В уголках глаз резче обозначаются морщины.
– Тогда погоди-ка. Сейчас я все устрою.
Кияна выходит из комнаты, а через минуту возвращается с зеркалом овальной формы. Пока она подходит к моей кровати, в зеркале играет солнечный свет. А потом она ставит его вертикально передо мной.
Посреди тонкой розовой оправы появляется лицо.
Лицо, обрамленное длинными и прямыми русыми волосами медвяного оттенка. С гладкой золотистой кожей. С небольшим прямым носом. С губами в форме сердечка. С высокими скулами. И с огромными миндалевидными и действительно фиалкового цвета глазами.
И эти глаза только что моргнули.
– Да, вот ты какая, – сообщает она. – Само совершенство. Нет, ты точно была фотомоделью.
Но мне не совсем понятно, что такого она сумела разглядеть. Сама я вижу лишь абсолютную незнакомку. Лицо для меня совершенно чужое. И в глубине этих глаз таится шестнадцать лет жизни, которую, боюсь, я уже и не вспомню. Память как пожизненный заключенный в камере без окон. А ключ потерян в океане.
И я вдруг вижу в зеркале, как на отраженных в нем глазах набухают фиалковые слезы.
Глава 2
В кадре и за кадром
«Завеса тайны продолжает окружать трагическую судьбу рейса номер 121 компании “Фридом эйрлайнз”, который вчера вечером потерпел крушение над Тихим океаном, вылетев из международного аэропорта Лос-Анджелеса, чтобы совершить беспосадочный перелет в столицу Японии Токио. Специалисты продолжают круглосуточную работу с целью установить личность единственного выжившего в катастрофе пассажира – шестнадцатилетней девушки, обнаруженной на поверхности воды среди обломков самолета и оставшейся практически невредимой. Врачи медицинского центра при Калифорнийском университете, где оказывают помощь пациентке, подтверждают, что она страдает амнезией и ничего не помнит о своей прошлой жизни. При девушке не было обнаружено никакого удостоверения личности, а полиции Лос-Анджелеса пока не удалось найти совпадений ее отпечатков пальцев или анализов ДНК ни в одной из имеющихся баз данных. Согласно информации, опубликованной Федеральным авиационным агентством сегодня утром, она не путешествовала вместе с другими членами своей семьи и до сих пор не поступало никаких заявлений о пропаже человека с описанием ее внешности.
Руководство медицинского центра совсем недавно распространило для прессы первую фотографию девушки в надежде, что кто-либо располагающий информацией о ней свяжется с властями, которые высказывают сдержанный оптимизм по поводу…»
Я неотрывно вглядываюсь в собственное лицо, появившееся в тонком черном прямоугольнике, висящем прямо над моей постелью. Кияна называет устройство телевизором. То, что я этого не знаю, вызывает во мне еще большую тревогу, потому что, по ее словам, такой аппарат есть практически в каждом доме по всей стране.
Доктора утверждают, что кое-что я просто обязана помнить. Хотя мои личные воспоминания «временно утрачены», я тем не менее должна узнавать предметы повседневного пользования и, возможно, имена знаменитых людей. Но они мне не знакомы.
Я знаю слова, города и числительные. Числа мне особенно нравятся. Только они сейчас представляются реальными, в отличие от всего остального. Они конкретны. У меня есть возможность зацепиться за них. Я могу не помнить собственного лица, но твердо знаю, что цифры от одного до десяти остались такими же, какими были до того, как я потеряла память. В какой-то период моей стертой теперь жизни я должна была заучить их. И это самое близкое ощущение к воспоминанию, какое только мне сейчас доступно.
Я считаю, чтобы хоть чем-то себя занять. Чтобы заполнить зияющий пустотами мозг. С помощью подсчетов мне даже удается самой создавать факты. То есть обновлять скудный список вещей, о которых я хоть что-то знаю.
Я установила, например, что некий доктор Шацель заходит в мою палату ровно один раз в пятьдесят две минуты, а при каждом третьем посещении непременно держит в руке чашку кофе. Я знаю, что комната медсестер располагается от моей палаты на расстоянии от двадцати до двадцати четырех шагов в зависимости от роста той, кто находится сейчас на дежурстве. Я заметила, что женщина – телевизионный корреспондент, которая стоит спиной к зданию международного аэропорта Лос-Анджелеса, моргает со скоростью пятнадцать раз в минуту. Но это меняется, когда ей приходится отвечать на очередной вопрос мужчины-ведущего из студии. Тогда она начинает хлопать ресницами на 133 процента чаще.