— Не понимаю вас.
— Я на это столько лет ухлопал, столько бумаги, стены вместо обоев оклеить можно! А что толку? Отовсюду одно гундосили: «Нет», «не было», «не значится». Людей наград лишили! — Он встал, подошел к двери, крикнул: — Света, помидоры забыла!
— Вас-то наградами не обошли, — Петр Федорович посмотрел на лущаковский пиджак.
— Это все потом, Сталинград, Курская дуга, Днепр, Польша, Вена… А вот те, августовские, бои… Их вроде и не было. А за них знаешь, какие ордена полагались!.. И те, кто нахомутал в той неразберихе, кто не верит, что Город мы не сдали, еще и ордена за это огребли! «После упорных боев с превосходящими силами…» Как же им признать, что они оставили, а мы — нет? Всю его промышленную часть держали в руках! Вот и получается, что все бессмысленно… — он утер ладонью рот, багровый взгляд уставился в лицо Петру Федоровичу.
Вошла Света, поставила на стол глубокую тарелку с солеными помидорами, перевитыми сельдереем и укропом. Осенне запахло рассолом, Лущак пальцами выловил из него стручок красного перца и, откусив половину, быстро задышал, помахал перед ртом ладонью.
— Почему же бессмысленно? Город не был сдан, — возразил Петр Федорович.
— А кто об этом знает? Я? Ты ведь тоже сомневаешься! От тех полтыщи погибших и похоронок не осталось. Куда отправлять? В ротах и списков-то полных не имелось, строевки отсылать некуда было. Потому как 1-й СБОН нигде не значился, не числился. Вот и идут уже сорок шесть лет мертвецы по графе «пропавшие без вести». Часть документов, медальонов лежало у меня в вещмешке, да он сгорел, когда немцы начали нас огнеметами…
— А вы не пытались объясниться с генералом Уфимцевым?
— Объясниться! — Лущак мрачно рассмеялся. — Ходил к нему, а как же! Знаешь, что он сказал? «Раз написано в сводке Совинформбюро, значит, так и было. Отныне и навеки. Я за те бои «Красную Звезду» получил. Мне что же, снять ее и отправить в Президиум Верховного Совета? Или тебе отдать?..» Вот и весь разговор… И понял я тогда: бросать это дело надо, не прошибешь, не докажешь. Я за кого хлопотал? За себя, что ли? — Он снова встал, подошел к двери, крикнул: — Света, принеси-ка ту книгу!.. Внучка у меня мастер спорта. Все мои дела знает.
Вошла Света, положила на стол книгу, завернутую в газету.
— Это — генеральское сочинение, — сказал Лущак. — Читал?
— Читал.
— А я почти на память вызубрил. Про всю писанину ничего сказать не могу, не свидетель. А вот про оборону Города — сплошная брехня, — он вытащил из книги листок и протянул Петру Федоровичу.
«1. Уфимцев: «13 августа проехал на машине от центра до «Сельмаша». Не встретил ни души, всюду было тихо, немцы, видимо, прошли «Сельмаш» с ходу, и я вроде ехал по их тылам».
Опровергаю: 13 августа туда можно было добраться только на пузе. Мы заняли оборону на «Сельмаше» еще 11-го. Немцы били по каждому метру, все горело, грохотало. Ничего не заметить и не услышать 13-го мог только слепой и глухой. Батальон в шестьсот человек — это не малек в водорослях.
2. Уфимцев: «Рота лейтенанта Мудрика держала оборону от совхоза «Пролетарий» до поселка Крутоярово».
Опровергаю: Мудрик погиб еще по дороге в Город, и роту принял лейтенант Гаджиев. Похоронку на Мудрика я отправил там же, с дороги с шофером, увозившим раненых и убитых. Уфимцев вообще не знает местности: от совхоза «Пролетарий» до Крутоярово 21 км. Если в роте имелся даже полный состав, сто человек, получается, что на каждый километр обороны — пятеро. Ничего себе оборона!
Вывод: Уфимцев там просто не был, все писалось с чужих лживых слов».
— А вы не могли спутать даты? — осторожно спросил Петр Федорович.
— Я? Да я те дни могу по часам и минутам разложить! — он открыл створку серванта, выдвинул ящик и достал пакет, порылся и хлопнул по столешнице ладонью с какой-то бумажкой в ней. — Это единственный документ, единственная строевая записка командира первой роты Гаджиева. Смотри, на чем написана: шматок от цементного мешка.
Химический карандаш на записке имел металлический от давности лиловатый отблеск. Было всего три фразы: о минувшем дне боев, о потерях, о наличии боеприпасов. Подпись и дата: «…13 августа 1942 г. 21 ч. 40 м.»
— Вот так-то, — Лущак спрятал записку в пакет. — Зачем же лишать людей, которых сам же послал туда, хотя бы упоминания?..