Интересно, как зовут эту девушку? Или женщину? Гриша ни разу не назвал ее по имени. Она старше Гриши или младше?
Нина выключила компьютер. Посидела в ступоре и опять включила. Перечитала переписку.
Это была не банальная интрижка. Гриша любил эту женщину. Дорожил ею. Советовался по работе. Значит, у них общее дело. Нина вспомнила присказку мамы: «Людей объединяет или общее дело, или общие пороки».
Гриша с этой женщиной мечтали о ночи. Хотя бы одной. Чтобы вечером уснуть вместе и утром проснуться вместе. Такая простая мечта. Они все время планировали – как это сделать? Но все время что-то не стыковалось. Если мог Гриша – Нина с Владиком была на даче, – то не могла она – муж дома. Или наоборот. Но все-таки мечта осуществилась. Даже больше, чем мечталось. Они провели выходные в доме отдыха. Целых две ночи и один день. Им было так хорошо, что даже страшно. Та женщина писала, что ей тяжело, что все время вспоминает те две ночи. Ложится дома с мужем, закрывает глаза и вспоминает те две ночи. «А Гриша вспоминал?» – спросила себя Нина. И прочитала ответ: «Да, я тоже вспоминаю». Потом они какое-то время не встречались – боялись, что так хорошо им больше не будет. Боялись, что не захотят расставаться. Что захотят быть вместе. Всегда. «С тобой невозможно жить. С тобой нужно дружить, спать, говорить. Но не жить, – писала она. – Мы бы с тобой развелись через неделю». Гриша соглашался. «Тебя нужно любить на расстоянии», – отвечал ей он.
Это так странно, думала Нина. Она ничего не заметила. Не почувствовала. А должна была почувствовать? Вот сейчас она чувствует: Гриша с этой женщиной – они по-настоящему близки. Так, как никогда не были они – Гриша с ней, Ниной. И теперь уже не будут.
Если бы компьютер не сломался, так бы ничего и не узнала? Но компьютер сломался – значит, это судьба? Значит, она должна была узнать? И что дальше?
Она сидела и думала – а где они встречаются? А что они делают вместе? А Гриша с ней другой? А она красивая? Почему она раньше не нашла эту переписку?
Нина заплакала. Она не знала, что делать. А что-то ведь надо делать. Нина решила позвонить Кате.
– Кать, это опять я.
– Да, только быстро. – Подруга была «в запаре».
– Слушай, а тебе Гарик изменял когда-нибудь? – начала издалека Нина.
– Нин, ты чего, сериалов насмотрелась? Давно тебе говорю – иди работай. А то совсем дома отупела. Вот звонишь мне и всякую ерунду спрашиваешь.
– Кать, прости. Просто скажи. Изменял или нет?
– Нет, конечно. Еще чего.
– А ты уверена?
– Конечно, я бы сразу заметила. Не слепая же.
– А если бы изменил, ты бы что сделала?
– Выгнала бы на фиг. Чтобы потом приполз и прощения просил. Нин, не темни, ты что-то про моего Гарика знаешь? Он, конечно, любит перед девицами хвост распушить, но никогда бы не пошел налево. Он меня любит.
– Нет, нет, что ты. Я просто так.
– Ну ладно, кончай смотреть сериалы. Пока, мне работать надо.
Нина опять выключила компьютер и посмотрела на часы. Кошмар. Она опаздывает за Владиком. Сегодня его нужно забрать пораньше – придет англичанка.
Нина не понимала, зачем Владику так рано нужно заниматься английским. Но Гриша настоял. Сам он ходил на курсы бизнес-английского – для работы. И считал, что если бы не его уровень знаний языка в объеме средней школы, то и работа была бы сейчас получше, и зарплата повыше. Англичанка Марина Михайловна нашлась в соседнем подъезде. Ходила два раза в неделю. Нина ее терпела.
Марина Михайловна даже из соседнего подъезда не могла прийти вовремя. Говорила, в половине пятого, приходила в пять. Могла сказать в четыре, а прийти в тридцать пять минут пятого. Нина – режимно-пунктуальная – смотрела на часы и отмечала опоздание.
– Так ведь нельзя, я не могу день построить. Нужно сидеть и ждать ее. А так Владик еще в саду бы поиграл. Он плакал, когда я его выводила: не успел железную дорогу достроить, – жаловалась Нина мужу.
– Зато она хороший педагог. И берет гуманно, – отвечал Гриша. – Попроси ее звонить вам перед выходом. Не проблема.
– А еще она потом чай садится пить, – продолжала Нина. – Я не могу ее слушать. Одно и то же.
– Скажи, что у вас другие дела. Нин, ты что, с одной преподавательницей разобраться самостоятельно не можешь? Не нравится тебе, что она чай пьет, не надо предлагать.
– Но неудобно же.
– Тогда не жалуйся.
Нина больше и не жаловалась. Один раз она сказала Марине Михайловне, что они идут в гости и сегодня чая не будет. Но Нина не умела врать, и Марина Михайловна обиделась. Нина видела, что обиделась.
Собственно, чая Нине было не жалко. Но Марина Михайловна начинала рассказывать про других своих учеников, про свои детские и студенческие годы. И рассказывала так, что Нина сразу отупевала.
– Так вот, Николай Иванович сказал, что меня нужно отдать в балет. Потому что у меня выворотность. А в балете главное – выворотность, – рассказывала Марина Михайловна.
Нина не знала, кто такой Николай Иванович и почему он фигурирует в этой истории. Нина и книги не все могла читать. Зато любила читать пьесы, где есть список действующих лиц – с именами, возрастом и характеристикой. Все понятно.
Марина Михайловна с балетной темы могла перескочить на профессиональную.
– Так вот Геночка мне и говорит: «Марина Михайловна, надо чаще встречаться». Представляете, Ниночка? Ой, Геночку я вообще обожаю. Такой умненький. Мама у него, правда, неприятная женщина. Этакая фефа.
Нина не знала ни Геночку, ни Геночкину маму.
Во время чаепития Марина Михайловна сметала с тарелки все, что бы Нина ни положила. Поначалу она выкладывала вафли, печенье, конфеты. Марина Михайловна не оставляла ничего. Только чаю просила подлить.
Куда только влезало – плоская как доска. Ни груди, ни попы. Только ноги – как два соляных столба. Нина даже жалела немного Марину Михайловну – с такой фигурой, конечно, ни мужа, ни детей не будет. Вот ей и поговорить не о чем – только о чужих детях и утках. И не с кем – дома-то никого. Только в гостях. И лицо всегда какое-то смытое. Марина Михайловна была блондинкой. Белесой. Как будто она умылась и вода смыла ресницы, брови, губы. «Хоть бы накрасилась, что ли», – думала иногда Нина. А утками своими англичанка уже замучила. Нина была один раз в ее квартире – все в утках. Чашки, чайник. Утки засидели шкаф, подоконник, полки… Нина как увидела уток, сразу поняла, что ей в Марине Михайловне не нравилось. Голос. Говорила – как будто крякала. Противно, на странном полутоне.
– Марина Михайловна, когда была маленькая, точно щипалась, – сказала Нина как-то Грише.
– Почему щипалась?
– Знаешь, всегда есть девочки, которые щиплются. Подойдут и ущипнут. У меня в детстве была такая подружка. Марина Михайловна точно щипалась.
– С чего ты взяла?
– Она уток собирает.
– Ну и что?
– Утки всегда щиплются.
– Это гуси щиплются, – не понял Гриша. – Нин, ну что ты к ней привязалась? Нормальная учительница. Главное, чтобы результат был.
Владик в отличие от Нины Марину Михайловну терпеть не желал. По дороге из сада – Нине приходилось отрывать сына от игры – Владик канючил: «Не хочу английский». Нина объясняла, как будет здорово, когда Владик поедет в другую страну, далеко, на самолете надо лететь. Там живут люди, которые говорят на другом языке. И Владик сможет понять, о чем они говорят. Или убалтывала его «всякими глупостями», как говорил Гриша.
– Когда бывает жарко? – спрашивала Нина Владика.
– Летом, – отвечал он, как научили в детском саду.