— Не, на кофейной гуще гадать не станем, — твердо сказала бригадир. — Старо. Придумаем что-нибудь поновее.
Скликнув в кружок бригаду, Алиса Михайловна зашептала им что-то в уши — горячо и мобилизующе.
Нарядные новогодние звезды смотрели вниз. Внизу спал мощный индустриальный город. Он видел сны. Крохе Сереже снилось, что он примеряет шлем космонавта, студенту Мите — умный, добрый робот, который мог бы спихнуть за него сессию. Лектору-атеисту снилось: его пригласили прочитать лекцию на Марсе.
А в это время на одной из заснеженных улиц областного города скользнули озирающиеся тени. Вскоре тени столкнулись:
— Это вы, бабоньки? Фу, как вы меня напужали!
Алиса Михайловна, пропуская в квартиру по одной своих работниц, предупреждала свистящим шепотом: «Тш!»
Потом бригадир сделала перекличку:
— Вера Ларионова здесь?
Здесь.
— Шура Машина? Так, хорошо. Никулина? А где Горюхина Тася? Не пришла? Странно, очень странно.
До полуночи сидели, зевали.
В 12.00 весь сон как рукой сняло.
Отрешенно билось пламя свечи. «Блюдце, блюдце, не дай обмануться», — шептала Алиса Михайловна. Пар пять глаз склонились над столом и с охотничьим блеском следили за блюдцем, которое двигали в две руки по кругу, нарисованному на клочке бумаги. В круге — весь алфавит от «а» до «я». На какой букве остановится стрелка, намалеванная на блюдце сажей?!
Кроха Сережа уже мчался в ракете к звездам. Студент Митя, успокоенный тем, что за него сдаст сессию робот, спал как убитый, лектор-атеист пил брагу с марсианами.
Гадалки гадали.
— Вот она воровка, как на блюдечке! — воскликнула сиплым гласом пророка Алиса Михайловна и, описав перстом дугу, ткнула в клочок бумаги.
Все ахнули.
— Горюхина Тася! Так вот почему она не пришла на гадание!
Не успела аппаратчица Тася Горюхина перешагнуть порог цеха, как ее вызвали к начальнику.
— Ай-ай-ай, — страдальчески поморщилась начальник цеха Зинаида Крытова. — Такая молодая! У родного коллектива!
— Вы это о чем, Зинаида Васильевна? — не поняла Тася.
— О кофте, которую ты утянула.
— Кто вам сказал, что я взяла?
— Блюдце, — ввернула присутствующая в кабинете бригадирша Чернова. — Все как на духу рассказало. И даже то, что ты ее за 30 рублей продала.
— Никакой кофты я не брала.
— Не брала? — хитро прищурилась Алиса Михайловна. — А почему тогда, скажи, на гадание не пришла? Плати по-хорошему в тройном размере за кофту!
Тася пригрозила подать на блюдце в суд за клевету. Но в цехе на нее дружно поднасели работницы, участвовавшие в гадании, и Тася со слезами выложила тридцатку.
Скоро в цехе пропала цевка с шерстяной пряжей.
Гадание устроить не успели. Работники ОБХСС произвели обыск в квартире бригадирши Черновой. Там обнаружились и цевка с пряжей, и кофточка.
ТЮЛЬБОЙ
Прознав, что я собрался на зимний промысел морского зверя, бывалые друзья доблестно вызвались снабдить теплыми унтами и полушубком на собачьем меху. И дали полезные советы, какими растираниями пользоваться при обморожении.
— Опасайся прямого норд-оста! — отечески наставляли тертые землепроходцы.
А я уложил в «дипломат» элегантные очки от солнца и вылетел… на юг.
Может быть, арктический атомный ледоход — хорошо, но ЗРС, уверяю, лучше. Легкое зверобойно-рыболовное судно «Тюлень-8» само отважно кромсает лед много толще яичной скорлупы и регулярно предоставляет возможность поразмяться команде. В самый неожиданный момент. Звездной ночью чересчур застойные льды северного Каспия намертво воспрепятствовали нашему продвижению вперед, и вахтенный пригласил всех, кому плохо спится, на физпроцедуры. Следом за капитаном мы сигаем на ледяной панцирь (попробуй спрыгнуть с борта атомохода!) и, задевая баграми-пиками за Большую Медведицу и созвездие Гончих Псов, принимаемся вырубать судно из крепких, но холодных объятий. Лед рубят — щепки летят. От пик. Закончив далеко за полночь утреннюю гимнастику, команда заснула, почему-то позабыв принять снотворные пилюли.
Тяжелый багор не смог свалить с ног только капитана Анатолия Байкова. Стоя у штурвала в домашних шлепанцах, элегантный капитан водит пышным усом, как локатором, и зорко всматривается в белую даль. В каких льдах затерялась промысловая удача? Под штормовой угрозой выполнение плана…
Было время, каспийского тюленя промысловики не жаловали вниманием. Испокон веков архангельские поморы били по-свойски гренландского зверя, бойко торгуя мехом, кожей, вытопленным жиром-ворванью. Резкое сокращение беломорского обитателя заставило обратить взор на его менее упитанного южного собрата. Перед войной на Каспии добывали до 200 тысяч голов. Потом тюлень в южных льдах стал таять. Если раньше его численность достигала миллиона, то теперь нет и половины.
Причин тому — доброе стадо. Загородили плотинами питательные артерии — реки Волгу и Урал, зарегулировав их водный дар Каспию. Все чаще реки приносили уже не частиковую рыбу к тюленьему столу, а сплошные металлы да косяки пестицидов. Матери-тюленихи в панике ударились в яловость и аборты.
И с 1966 года разрешен промысел только приплода, ценный мех которого пользуется наибольшим спросом внутреннего и международного рынка.
Уберегая усатое стадо, ученые помогли определить оптимальные нормы изъятия приплода: не более 40 тысяч голов. Но и эти скромные лимиты промысловиками осваиваются лишь наполовину.
Сроки добычи очень короткие. В конце января тюлень ищет «пляжи» во льдах северного Каспия. В отличие от человеческих мамаш, вдруг устремившихся рожать в воде, тюленихи предпочитают производить потомство, имея под ластами твердую почку. И тут поспей, зверобой: через неделю начнет линять белек. (Прозван так за белую шубку.) Столь же скоротечна пора и сиваря — повзрослевшего, умеющего уже нырять малыша. Потому не до сна капитану Байкову.
Торопится разыскать ластоногое полчище вся зверобойная флотилия «Каспрыбы». За исключением разве лишь судна «Тюлень-6», которое само стало добычей льдов: полетел редуктор главного двигателя. Вот так же немало времени просидело оно в ледовом плену и в прошлый сезон. Рядом с ним из-за поломки бился как рыба об лед и Байков — не сделал плана на треть.
Не очень приспособленные для ледового побоища «Тюлени» упорно пробиваются сквозь хоккейные поля, обрамленные торосами, как трибунами. Где не поддается лед — берут с разгона. Помогает искать зверя авиация, но, увы, и она не на высоте. Пять дней не могут попасть живительные запчасти с берега на «Тюлень-6»: поломался вертолет «Ми-8». Когда изредка случается, что малоуставшим зверобоям снятся сны, они видят, помимо родного берега и дома, юркий вертолетик, бабочкой приютившийся на палубе базового судна. А чаще — летающий окрест, так как зарплата пилота в зависимости не от налета часов, а от удачи промысла. Но сладкий сон скоро обрывает вахтенный, призывающий взять успех судна в собственные руки.
Предусмотрительно утопив свои часы в море при ночной физзарядке, я рассчитывал вынежиться за год в каюте, качающейся, как люлька. Но скрипучий голос старпома, кажется, уже через час прогремел по судну, возвестив о самой противной процедуре на суше и на море — подъеме. После короткой, но энергичной разминки с ложками в камбузе вся команда — от матроса-электрика до стармеха — изготовилась к десанту за зверем. На ногах не валенки и не унты — резиновые сапоги. Мореходы подкованы стальными шипами, дабы не чувствовать себя коровой на льду. Обязательный атрибут зверобоя — багор. С помощью увесистой дубинки боец прыгает через барьеры не хуже олимпийца с пружинистым шестом. Багром подкованный мореход гребет, как веслом, когда преодолевает на льдине водные преграды. Тяжелая палица — это та соломинка, за которую хватается зверобой, проваливаясь в морскую пучину.