Генерал фон Кнерцер, сухощавый сорокалетний пруссак, в сером мундире с серебряными витыми погонами и в фуражке с высокой тульёй, медленно, шагом победителя поднимался по ступеням особняка донского атамана. Генерал шёл к Краснову, имея важное поручение от своего командования.
Но сейчас фон Кнерцер думал о другом. На прошлой неделе, когда провалилась операция по взятию Батайска, генерал побывал в районе города Азова, и ему чрезвычайно понравились те места: море, богатое рыбой, пляж, виноградники. Фон Кнерцер для себя твёрдо решил: если на Украине будут выделять земли германским офицерам и солдатам, он непременно попросит надел именно в этом благодатном краю.
Хорунжий, адъютант генерала Краснова, лихо козырнув, проводил немецкого генерала до кабинета войскового атамана.
Краснов стоя встретил фон Кнерцера, указал на кресло, сам сел напротив. Предложил сигары.
Фон Кнерцер закурил, пустив дым, похвалил:
— О, гаванские.
— Да, господин генерал, их привезли с Кубы.
— Командование германской армии огорчено нашим неудачным наступлением под Батайском. Сейчас нам предстоит овладеть Царицыном.
— Скажите, нам или вам предстоит взять Царицын? — с лёгкой усмешкой спросил Краснов.
Немец поднял брови.
— Естественно, вашим донским казакам. На Дону будет создано буферное государство, которое прикроет наше наступление на Кавказ. Разумеется, господин Краснов, германское командование отблагодарит казаков оружием и деньгами. Скажем, шестимиллионный заем. Таким образом германские войска сделают рывок на Баку. Думаю, подобные действия выгодны и для Дона, и для великой Германии.
Краснов кивнул.
— Я должен согласовать этот вопрос с войсковым правительством.
— Мы знаем, что атаман Войска Донского обладает неограниченной властью. Германское командование считает, что генерал Краснов вправе поступать по своему соображению.
Фон Кнерцер поднялся, приложил пальцы к козырьку фуражки.
— Решайте, господин Краснов.
Всю первую половину июня Краснов прорабатывал вопрос о подготовке наступления на Царицын. А тем временем от немцев с Украины шли оружие и боеприпасы, большая часть которых переправлялась Добровольческой армии.
На заседании Донского правительства перед Большим Кругом генерал Краснов говорил, что Таганрогский и ^Ростовский округа — это сухопутные мосты с Украины на Кубань. И не приведи бог, если Дон окажется между молотом и наковальней. Ведь всем известно — на Кубани казаки не без основания считают себя потомками запорожцев...
После того заседания генерал Краснов, оставшись один на один с Богаевским, сказал:
— Думаю, Африкан Петрович, близится время писать новое письмо императору Вильгельму...
На Дону стали распространяться слухи, что чехи намерены занять Ростов, Царицын, Астрахань и что они планируют создать новый фронт для наступления на германцев.
Кто был инициатором таких разговоров, неизвестно. Однако во многом в них был заинтересован генерал Краснов.
Пётр Николаевич понимал: если эти слухи станут известны немцам, реакция не заставит себя долго ждать. Так и случилось. Германское командование срочно послало в Новочеркасск своих представителей. К Краснову прибыли майоры фон Коненхаузен, фон Шлейнц и фон Стефани. Переговоры проходили в доме войскового атамана в присутствии генерала Богаевского.
Разговор начали представители германского командования. Они напомнили предварительно, какую помощь Дону оказала Германия. Затем немцы прямо спросили, как отнесётся генерал Краснов и его правительство к тому, что чехи начнут боевые действия против немцев.
Переглянувшись с Богаевским, Краснов сказал, что Дон не станет ареной боевых действий между чехословаками и германцами.
Такой ответ немцев удовлетворил. Майор фон Стефани заметил, что заявление генерала Краснова желательно было бы увидеть в письменной форме.
На этом аудиенция закончилась. На следующий день атаман Войска Донского сел за новое письмо императору Вильгельму.
Накануне генерал Краснов предпринял попытку договориться с украинскими националистами. Он переговорил по телефону лично с гетманом Скоропадским.
Павел Петрович Скоропадский, окончивший Пажеский корпус и дослужившийся до генерал-лейтенанта русской армии, в разговоре с Красновым никак не хотел переходить на русский язык, отдавая предпочтение украинской мове.