У палатки, где разместился полковой оркестр, играли трубы, капельмейстер занимался с музыкантами.
Проверив, как несут службу дневальные, пройдясь по лагерю, Краснов выслушал доклад хорунжего Любимова о выставленных постах. Зашёл в штабную палатку, с начальником штаба склонился над картой. До границы оставалось вёрст пятьдесят.
— Валериан Дмитриевич, завтра мы будем на границе. Если уж нам велено сюда подтянутся, значит, на этом участке и войну примем. Давайте подумаем, что нам австрийцы готовят.
Начальник штаба кивнул:
— Да, Пётр Николаевич, скоро пушки ударят...
На рассвете на автомобиле выехали к границе. Краснов с начальником штаба позади, рядом с шофёром хорунжий Любимов. Ехали молча. Машина бежала по накатанной дороге, пофыркивая мотором.
— Хорошее дело — автомобиль, — сказал, нарушив тишину, начальник штаба.
— Хорошее. Но мне желаннее конь. — Краснов усмехнулся. — Помните, как у Лермонтова: «Конь же лихой не имеет цены...»
— Это в вас, Пётр Николаевич, кровь предков заговорила.
— Возможно... Мне редко доводилось бывать на Дону, дышать степным раздольем. Иногда ловило себя на том, что мне в жизни недостаёт Донщины. — Краснов снял фуражку, потёр лоб. — Знаете, о чём я подумал: закончится война, непременно уйду из армии и поселюсь на Дону. И не в столице Новочеркасске и не в пролетарском Ростове, а в какой-нибудь небольшой станице, чтобы река рядом и сады. По утрам сети заводишь, а в них сазан пудовый бьётся...
— Вы, Пётр Николаевич, романтик. Если из армии уволитесь, сполна литературой займётесь?
— Обязательно. А что до романтика, так у Красновых в роду все романтики.
— Читал я ваши произведения, отдаю должное.
Краем уха хорунжий Любимов слушал разговор, вспоминая свою станицу Константиновскую, зори на Дону. В безветренную погоду река замирает. Медленно выползает солнце. Сначала покажется краем, скользнёт по воде, пробежит по станице, по садам. А вскорости и целиком выкатится: большое, румяное...
У самой границы остановили машину. Краснов с начальника» штаба прошли к горке, оттуда открывалась галицийская земля. В стекла цейсовского[5] бинокля были хорошо видны поля, городок Любеч, станция, постройки, водонапорная башня и австрийские солдаты. С платформ они скатывали пушки, снимали зарядные ящики. Из вагонов-теплушек выводили лошадей. Куцехвостые битюги шли по сходням, ездовые вели их к орудиям.
— Готовятся австрияки, — заметил начальник штаба.
— Немецкая пунктуальность сказалась и на австрийцах. Они уже давно готовятся к войне. Я думаю, немцы планируют основной натиск на Россию со стороны Галиции силами Австрии. Галицийский фронт на востоке они считают главным. А свои ударные части направят на западе против французов.
— Думаю, вы правы, Пётр Николаевич. События так и будут развиваться. В Пруссии, на Северо-Западном фронте, как известно, всего две армии сосредоточились против генералов Самсонова и Раниенкампфа.
— Там театр боевых действий болотистый. Мазурские болота для войск российских опасность таят...
Краснов помолчал, разглядывая вражескую землю.
Муравьями сновали солдаты. Маневренный поезд подтащил несколько новых вагонов, из них началась выгрузка военного имущества.
Краснов снова заговорил:
— Боеприпасы подвезли. Основательно готовятся. Помните, Валериан Дмитриевич, разбирая одно из штабных учений, мы с вами пришли к решению, как надобно действовать казачьему соединению в составе даже одного полка?
— Естественно.
— Вот это решение мы вскоре и выполним...
Глава 4
Захар Миронович Шандыба к воскресной заутрене приходил раньше всех. К началу службы поставит свечи святому Пантелеймону Исцелителю и всем святым, помолится о здравии, удачной службе в чужеземном краю сына Ваньки, потом станет поближе к алтарю, чтобы никто не помешал слушать проповедь отца Иеремии. А священник хорошо говорил и всё пояснял доходчиво, понятно.
Отбыв заутреню, Захар Миронович направлялся к хуторскому правлению, где к тому времени собирались родственники служивых в ожидании писем.
Почтарь выносил сумку, выкрикивал счастливцев, вручал конверты. Захар Миронович нового письма не ждал; получил в прошлом месяце, однако шёл послушать: что делается в мире, какие вести.
В то утро в толпе встретил соседа Уса, кума: Сергей Минаевич крестил Захарова меньшего, Мишку. Спросил:
5