— Я ваш офицер связи, — заявил с порога атаману Доманову майор Девис, — и, следовательно, нахожусь в вашем распоряжении. О выдаче казаков Советскому Союзу не может быть и речи. Продолжайте проводить с людьми занятия, хорошее войско всегда должно быть в хорошей форме. Офицеры могут оставить сабли и пистолеты.
В зелёной весенней австрийской долине, казалось, наступил мир. Но был он тревожным...
В Хорватии Вторая казачья дивизия двигалась на запад. 9 мая её командир полковник фон Шульц, узнав о подписании Германией акта о капитуляции, предупредил своих офицеров:
— Огонь больше не открывать.
12 мая после полудня перед полковником Шульцем предстал парламентёр, офицер Народно-освободительной армии Югославии. Он заявил:
— Вот приказ о немедленной капитуляции, подписанный генералом Лором. В случае отказа вы будете уничтожены авиацией союзников.
Шульц внимательно изучил бумагу:
— Я не вижу здесь подписи генерала, а вижу только его факсимиле...
Спустя некоторое время 6-й терский полк первым вошёл в контакт с частями 11-й танковой дивизии англичан. Радости казаков не было предела: они считали, что теперь спасены. Тем более что Панвитц объявил о немедленной сдаче англичанам. Однако генерал Арчер сдержанно сообщил:
— Ваши казаки пройдут через наши порядки, и не более.
Одетый в форму терцев Панвитц находился среди казаков. Он предчувствовал, что ему скоро предстоит расстаться с кавалерийским корпусом.
На его глазах начался «последний парад». Его открыл под звуки марша 1-й Донской полк. Перед Панвитцем рысью проходили ряды кавалеристов, глядя направо, где стоял человек, по воле которого они здесь оказались...
В Линце казакам пришлось пережить трудные минуты. Англичане забирали их коней прямо со стана.
— Это грабёж, я протестую! — возмутился атаман Доманов. Британский комендант холодно ответил:
— Не забывайте, что вы пленники. Отныне ваши кони являются собственностью британской короны.
26 мая англичане забрали казачью казну, в которой по старинной традиции хранились сбережения казачьих семей. В руки победителей попало шесть миллионов марок и столько же миллионов итальянских лир.
— Ничего, — успокоил Доманова майор Девис, — теперь казаки будут получать довольствие наравне с англичанами.
На этом потрясения казаков не закончились. Вскоре весь стан облетела весть: пропал Шкуро!
Старый генерал был арестован в Зальцбурге и перевезён в отель «Золотая рыбка» в Линце. Его присутствие вселяло надежду в тех, кто боялся быть выданным советской стороне. Однажды утром его подняли с постели и увезли в неизвестном направлении.
Фон Панвитц был арестован 28 мая в восемь часов утра Стефаном Уартом, командиром 6-й британской пехотной дивизии. На улице их ожидали автомашины и бронеавтомобили.
— Куда меня отправляют? — спросил Панвитц.
— В лагерь, — последовал ответ.
Вместе с майором Химмигхофеном и капралом Бергером Панвитца привезли в Греффен, где дислоцировалось бронетанковое соединение англичан.
На следующий день все казачьи командиры были вызваны англичанами в Линц для «поездки на конференцию». Обеспокоенным жёнам казаков британские офицеры отвечали, что их мужья будут дома через несколько часов.
— Это в Виллах, тут недалеко...
Один лейтенант дал слово чести.
Пока собирались к отъезду, неожиданно прозвучал выстрел: есаул Головинский покончил с собой. Об этом тут же стало всем известно. Среди казачьих офицеров воцарилось гробовое молчание.
Более двух тысяч командиров сели на грузовики с тревогой и надеждой. Для сопровождения был выделен довольно большой конвой из английских солдат, вооружённых автоматами.
Колонна направилась вначале, как было объявлено, в направлении на Виллах. Однако вскоре казаки обнаружили, что их везут совсем не туда. На крутом повороте несколько человек, спрыгнув с грузовика, скрылись в зарослях. Спустя некоторое время колонна въехала в лагерь, обнесённый рядами колючей проволоки. Генерал Шкуро, уже находившийся в лагере, сообщил:
— Нас, братцы, предали...
Вскоре последовало распоряжение:
— Быть готовыми к отправке в четыре утра. Между высшим командованием Великобритании и Советского Союза заключено соглашение...
Среди казаков-командиров началась паника. Они срывали с себя знаки отличия и награды, уничтожали письма и документы, которые были при них. Генерал Салкин, сохранивший пистолет, покончил с собой, четверо командиров ночью повесились.
Утром колонна грузовиков в сопровождении двадцати пяти бронемашин и ста пятидесяти мотоциклистов вошла в Спитальский лагерь. Казаки отказывались садиться в машины, сцепившись друг с другом, но английские солдаты быстро навели порядок. Раненых, словно мешки, покидали в кузов грузовика.