Двое казаков, у которых был при себе яд, отравились по дороге. Тех, кто пытался бежать, пристреливали на месте.
Все пленные командиры были переданы солдатам советской армии в Йоденбурге.
Часом позже майор Девис зачитал в лагере, расположенном в окрестностях Линца, следующее обращение:
«Казаки, вас предали ваши главари, толкнувшие на неверный путь, но отныне вы свободны от их пагубного влияния. Вы можете возвратиться на свою родину. Сейчас решается вопрос о репатриации всех казаков, их жён и детей...»
На следующий день состоялась выдача советской стороне офицерского состава 15-го кавалерийского казачьего корпуса. Был там и Хельмут фон Панвитц. Две тысячи казаков и сто пятьдесят немцев были окружены полком НКВД...
К вечеру на железнодорожные пути подогнали состав из сорока пульманов[18]. Английские солдаты начали заталкивать в них арестованных, не забывая при этом отобрать у пленников часы, украшения, драгоценности. За несколько дней подобным образом было погружено в вагоны около пятидесяти тысяч человек...
Потрясённый, враз осунувшийся Краснов в своей комнате, которую снимал вместе с женой в окрестностях города Линца, написал две петиции: одну королю Англии Георгу VI, а вторую в Международный Красный Крест в Женеву.
Это был крик души.
О чём просил Краснов? Провести тщательное расследование о причинах, побудивших казаков бороться бок о бок с немцами против советской власти.
Пётр Николаевич не ждал помилования для тех, кто был повинен в военных преступлениях.
«Они, — писал Краснов, — достойны суда Международного военного трибунала...»
Обе петиции заканчивались словами: «Я прошу вас во имя справедливости, человечности и во имя Всемогущего Бога!..»
Той ночью Пётр Николаевич долго не мог уснуть. Забылся только под утро.
И приснился ему сон, который он уже однажды видел во время Первой мировой войны.
Тогда Пётр Николаевич жил в квартире сельского священника. Старый священник предсказал Краснову, что ждут его великие дела и великие муки... И ещё сказал священник библейские слова: «И не введи нас во искушение...»
Иван Шандыба навсегда запомнил тот майский день. Было тепло и солнечно, по чистому голубому небу кудрявились белые облачка. К дому, где снимали квартиру Красновы, подъехал легковой автомобиль, и из него вышли два советских офицера: майор и полковник.
Они прошли мимо Шандыбы; полковник, чуть замедлив шаг, внимательно посмотрел на Ивана. Офицеры вошли в дом.
Старый, седой генерал в форме со всеми наградами сидел у окна. Увидев офицеров, встал, подошёл к жене, сказал успокаивающе:
— Не надо грустить, Лидочка. Я вернусь к вечеру... Выйдя вместе с офицерами, Краснов направился к машине. Проходя мимо Шандыбы, полковник приостановился.
— Вот мы и свиделись, Иван Шандыба...
Потом был самолёт, Москва, Лубянка... Допросы и очные ставки... В камере не раз вспоминались Краснову слова священника:
«И не введи нас во искушение...»
Эпилог
Дорогой в аэропорт полковник Савостин спросил у Краснова:
— Пётр Николаевич, вы писатель и генерал, прожили долгую жизнь. Скажите, как вам видится будущее России?
Краснов удивлённо поднял брови.
— Будущее России? Будущее России велико; я в этом не сомневаюсь. Российский народ крепок и упорен. Он как сталь. Он выдержал не одну трагедию, не одно иго. Будущее за народом, а не за правительством. Режим приходит и уходит. Нероны рождались и исчезали. Уйдёт и советская власть. Не СССР, а Россия займёт долженствующее ей почётное место в мире...
На Лубянке Краснов вёл себя достойно и мужественно. Когда до смерти оставались считанные дни, он попросил следователя:
— Я русский человек, и позвольте мне принять смерть по-православному, помыться и надеть чистое бельё.
Ему позволили и даже дали в помощь внучатого племянника Николая Краснова. Пётр Николаевич сказал ему слова, которые можно считать завещанием писателя и генерала русскому народу:
— Что бы ни случилось — не смей ненавидеть Россию. Не она, не русский народ — виновники всеобщих страданий. Не в нём, не в народе лежит причина всех несчастий. Измена была. Крамола была. Недостаточно любили свою родину те, кто первыми должны были её любить и защищать. Сверху всё это началось, Николай. От тех, кто стоял между престолом и ширью народной... Россия была и будет. Может быть, не та, не в боярском наряде, а в сермяге и в лаптях, но она не умрёт. Можно уничтожить миллионы людей, но им на смену народятся новые. Народ не вымрет. Всё переменится, когда придут сроки. Не вечно же будут жить Сталин и сталинцы. Умрут они, и настанут многие перемены... Воскресение России будет совершаться постепенно. Не сразу. Такое громадное Дело не может выздороветь сразу...
18