Проводив Денисова, Краснов попросил хорунжего Любимова подать чаю. К нему он особенно пристрастился, когда служил на Востоке. Пил чай очень крепким и без сахара.
Алексей Любимов долго жил бок о бок с Красновым и хорошо изучил все его привычки: чай принёс с крутым кипятком. Генерал пил мелкими глотками из своей любимой чашки китайского фарфора, размышляя, по какому поводу вызван в штаб фронта Денисов. Неужели переведут из дивизии? А этого не хотелось бы. Денисов серьёзный и, главное, надёжный начальник штаба. Хотя, по убеждению Петра Николаевича, заслуживает и должности и звания повыше...
Перед отъездом Краснов попросил Денисова узнать, нет ли для него письма от Лидии Фёдоровны.
День перешёл на вторую половину. Пётр Николаевич допил чай, отставил чашку. Раньше, живя в Петербурге или на Востоке либо в царстве Польском, Краснов после обеденного чая обычно садился за письменный стол. Сегодня он знал, о чём хотел бы написать. Мысли, обгоняя друг друга, подсказывали ему сюжет романа, который он конечно же напишет, как Только закончится война...
Генерала и литератора в эту минуту охватила жажда творчества, потребность излить мысли на страницах бумаги. И кто знает, может, и поддался бы генерал литератору, не явись неожиданно адъютант Кубанского полка с тревожным известием: третья сотня взбунтовалась!
Краснов, садясь в седло, спросил у ротмистра Якушкина причину бунта, но тот толком не знал.
Пустив коня вскачь, генерал подумал, что он мог ожидать неповиновения среди стрелков в пехоте, где солдаты — вчерашние мужики, но чтобы у казаков «лучился бунт!..
Бунтарскую сотню было слышно издалека: у полковой кухни стоял гвалт. Краснов подъехал, осадил коня. Увидев генерала с конвоем, казаки поначалу притихли. Но потом толпой окружили Краснова и подъехавшего к нему полкового начальника. Краснов приподнялся в стременах:
— Казаки, кубанцы! Что случилось? Из-за чего возмущение?
В ответ гул голосов, крики.
Генерал поднял пуку.
— Я не понял, пусть выйдет один и всё объяснит.
Казаки подались, пропустив вперёд бородатого урядника.
— Ваше превосходительство, казаки харчем недовольны. Мы не свиньи, поглядите, ваше превосходительство, чем нас кормят.
Командир полка прикрикнул:
— Урядник Самойленко, ты присягу нарушаешь! Это бунт!
— Никак нет, ваше превосходительство, мы присяге верны, но посуди сам, можно ль с таким харчем мириться? В прошлом разе мясо тухлявое. Как-то раз кости навроде собачьих, а куда мясо подевалось, никто не знает. Сёдни вот какой случай. Петренко, волоки сюда мешок!
Маленький казачок в алом чекмене[9] мигом притащил холщовый мешок и высыпал под ноги генеральского коня кучу сухарей. Урядник взял один сухарь, подал Краснову. Генерал понюхал. Сухарь пахнул плесенью и мышами.
Краснов отдал сухарь полковнику, сказал резко:
— Найти виновных интендантов и наказать достойно. Немедленно привезите новую качественную партию сухарей. И следите лично, чтобы в котлы закладывалась здоровая пища. — Он повернулся к толпе: — Казаки, давайте расходитесь. Ваше питание я сам буду контролировать, а виновных мы найдём. Я верю, кубанцы, что вы честно исполните свой долг, этого требуют Государь и Отечество!
Отъехав в сторону, Краснов повернулся к полковнику:
— Установите подстрекателей. Не доведи Бог до бунта в полку. Если что, вас и интендантов отдам под суд трибунала!
— Ваше превосходительство, — возмутился полковник, — но где я возьму качественную провизию? Что привозят...
— Полковник, это ваша забота. Вы в ответе за дисциплину и боеспособность полка. Наконец, у вас есть полковая касса и вам дано право закупок.
Круто повернув коня, Краснов не прощаясь погнал его обратной дорогой. Следом поскакал охранный полувзвод.
Привязав к развесистому дереву коня, Шандыба чистил его гребёнкой. Воронок перебирал копытами, на месте не стоял.
Неожиданно со стороны передовой раздался гул самолёта. Аэроплан летел низко, чуть выше деревьев.
Задирая головы, казаки следили за невиданной птицей. Кони испуганно ржали, рвались с недоуздков.
Аэроплан, сделав круг, улетел. Казаки загомонили:
— Разведчик.
— Во германец, какую штуку придумал!
— А летун-то в шапке кожаной и в очках. На меня доглядел.
— Так-то уж на тебя!
— Ты чё, баба?
— Вот дурень!
— Братцы, в Святом Писании сказано: будут летать но небу железные птицы и люд клевать. И опутают землю и грады проволокой колючей...