Взводу урядника Уса досталась позиция на левом фланге. Достав из кармана кисет, Степан оторвал бумажку, взял щепотку табака. Руки тряслись — табак рассыпался. Ус в сердцах спрятал кисет и сказал Шандыбе:
— Ты, Иван, в атаке поглядывай на меня. Чую, убьют меня сегодня либо ранят, так ты не бросай меня, вытащи.
— Ты, Стёпка, чой-то рано похоронную запел. Мы с тобой и войну пройдём и в Пригибском погуляем. Сергей Минаевич тебе уж небось невесту приглядел.
Ус улыбнулся.
— На это дело батя прыток. Поспешит взнуздать. Однако ты, Иван, просьбу мою уважь, чай, соседи мы.
— Не думай о том, Степан, не кликай беды и не нагоняй тоску...
Присел Шандыба на земляной приступок на дне окопа, винтовку меж ног поставил и задремал. Во сне в Пригибском побывал, в своём курене с матерью и отцом поговорил. Потом над Доном прошёл: вроде новая церква строится, хотел спросить, да не у кого.
Вдруг откуда-то Степан появился, Шандыба и говорит ему: «Ты, Стёпка, австрияков не бойся, они жидковаты перед казаками. Небось, засели в своих окопах как суслики...»
Летняя ночь тёплая, однако Ивана дрожь пробрала. И на душе муторно. Может, оттого, что на той стороне Дона небо заволокли тучи, тяжёлые, мрачные: гроза идёт. Заблистала молния. Иван от грозы бежать вознамерился, но вдруг ноги отказали. Тут всё разверзлось да страшного грохота...
Пробудился Шандыба, орудийный рёв и разрывы Снарядов сотрясали воздух. Подхватился, выглянул из окопа. За бруствером на австрийской стороне, казалось, горела земля. Иван подумал, что там уже не осталось никого в живых. Достаточно донцам подняться — и никакой атаки не надо, иди, занимай без боя первую и вторую линии укреплений.
Огонь батарей не прекращался. Перекрывая грохот, Шандыба крикнул Усу:
— Во жарят! Ни австрияк, ни немец не удержится, всех вымолотят.
Ус не ответил. Прошёл по окопу хорунжий Любимов, крикнул:
— Урядник, по сигналу поднимай взвод!
Батареи били ещё долго. Наконец стрельба прекратилась и стало так тихо, что если бы в эту минуту стрекотнул кузнечик, то его услышали бы во всех окопах.
Одна за другой взвились три красные ракеты, и на бруствер вскочил хорунжий Любимов, чуть поодаль — сотник. Поднялись казаки. Не побежали, сначала пошли, потом перешли на ускоренную ходьбу. Чем ближе ряды колючей проволоки, тем быстрее шаг.
Прежде Ивану виделось ничейное поле небольшим, но теперь, когда его надо было преодолеть, оно казалось огромным и пугающим.
Австрийские траншеи всё ближе и ближе. Ус бежал рядом с Шандыбой. Общее «Урра!» будто вырывалось из одной глотки.
А окопы противника молчали, будто там никого не осталось в живых. Глянул Иван на Уса: у того лицо бледное, искажено, словно от боли. Собрался Шандыба крикнуть Стёпке что-нибудь успокаивающее, но тут разом ударили по донцам фланговые пулемёты, залпами огрызнулись окопы. У Ивана в голове одна мысль мелькнула: ждали до поры, теперь перебьют всех. Впереди и с боков падали убитые, раненые. Остановились донцы, потом побежали. Вроде наперегонки спешили укрыться в своих траншеях. Глянул Шандыба туда, где Ус бежит, а тот стоит скорчившись. И тут же рухнул. Рванулся к нему Шандыба, наклонился, а Стёпка ревёт навроде бугая. Иван его винтовку себе на шею и потащил Уса. Пули вокруг щёлкают, соловьями поют. Раненые санитаров зовут. Один из казаков с развороченным животом умоляет пробегавших товарищей:
— Братцы, смерти прошу!
Сам не помнил Иван, как у своего окопа кто-то из донцов помог перетащить Степана через бруствер. Шандыба Усу голову приподнял, подбодрил:
— Ничё, Степа, сейчас в лазарет, а там на тебе рана как на кобеле зарастёт...
Краснов следил за атакой. Вот донцы поравнялись с колючими заграждениями, и сапёры принялись делать проходы. Траншеи противника молчали. Генерал едва слышно прошептал:
— Атаманы, донцы, ещё один рывок, и первая полоса ваша...
Солдаты пехотного полка уже пробирались через Проволоку, выставив штыки, бежали к австрийским траншеям... И тут враз застрочили пулемёты. Генерал увидел, как дрогнули и побежали обратно казаки.
Краснов ушёл в свой блиндаж. Срочно были вызваны командиры полков. Командир дивизии был мрачен, говорил недовольно:
— Первая атака захлебнулась... Но мы будем продолжать, пока не добьёмся прорыва. Весь удар наших Орудий будет направлен на австрийские укрепления. Полковые и дивизионные орудия располагают достаточным запасом снарядов. Огонь должен тщательно корректироваться наблюдателями. После этого дивизия снова пойдёт на прорыв.