К исходу дня солдаты стихийно стали собираться на митинги. В криках и спорах родилось решение: от казаков потребовали прекратить бой, заявив, что ударят с тыла...
Угроза подействовала. Бой начал стихать, но тут оживились матросы. Они постепенно накапливались на обоих флангах, заняв Большое Кузьмино, вышли на Варшавскую железную дорогу и приблизились к Царскому Селу. Затем обстреляли деревню Редкое Кузьмино и оказались в тылу красновских войск.
Опустившаяся ночь прекратила боевые действия...
Глава 19
О том, как разворачивались дальнейшие события, генерал Краснов часто впоследствии вспоминал.
Ночью, отойдя от Пулкова, на чьей-то покинутой даче он написал свой последний приказ по Третьему конному корпусу: «Усиленная рекогносцировка, произведённая сегодня, выяснила то, что... для овладения Петроградом... наших сил недостаточно... Царское Село постепенно окружают матросы и красногвардейцы... Необходимость ждать подхода обещанных сил вынуждает меня отойти к Гатчине и занять оборонительное положение...»
На самом деле Краснов уже не верил в обещанную генералом Барановским помощь. Командующий Третьим конным корпусом рассчитывал, укрепив мосты, отсидеться в Гатчине за реками Прудостью и Ижорой, в крайнем же случае с боями отходить на Дон.
Пётр Николаевич срочно собрал командиров полков, батарей, сотен. Перед ним предстали удручённые, растерянные офицеры...
Закончив совещание, Краснов поехал в Царское, куда стекались полки. Отсюда, из штабной квартиры, он отправил автомобиль за женой. Затем, вопреки советам Савинкова, Пётр Николаевич принял решение начать переговоры с большевиками. Для этого в Петроград отбыл комиссар Временного правительства Станкевич. За помощью к полякам уехал рассерженный Савинков, а комиссар Войтинский направился в Ставку просить подкрепление.
Пока Краснов совещался с офицерами корпуса, казачьи комитеты провели своё совещание, на которое явились матросы-парламентёры. Матросы пообещали казакам немедленно отправить их на Дон, заключив мир без генералов.
После этого казаки-комитетчики пришли к Краснову, и он под их давлением составил текст договора с матросами, суть которого сводилась к следующему:
«Большевики прекращают бои в Петрограде и объявляют полную амнистию всем офицерам и юнкерам.
Краснов отводит свои войска, тем самым пригороды Лигово и Пулково становятся нейтральными. Кавалерия Третьего корпуса занимает исключительно в целях охраны Царское Село, Павловск и Петергоф.
Ни та, ни другая сторона до окончания переговоров между правительствами не переходит указанной линии».
Вечером из Ставки в Гатчину прибыл французский генерал Ниссель. В разговоре с ним Пётр Николаевич сказал:
— Если я получу иностранную поддержку, то силой заставлю Царскосельский и Петроградский гарнизоны подчиниться Временному правительству.
Однако никакой поддержки Краснов не получил. А ночью пришли тревожные телеграммы о боях и казнях офицеров и юнкеров во многих городах России...
О последующих событиях, находясь в эмиграции, генерал Краснов писал:
«...Ночь сливалась с днём, и день сменял ночь не только без отдыха, но даже без еды, потому что некогда было есть.
Разговоры с Керенским, совещания с комитетами, переговоры с офицерами воздухоплавательной школы и с юнкерами школы прапорщиков, членами городского управления, городской думы, писания прокламаций, воззваний, приказов и пр. и пр. Все волнуются, все требуют сказать, что будет, и имеют право волноваться, потому что вопрос идёт о жизни и смерти. Все ищут совета и указаний, а что посоветуешь, когда кругом стоит непроглядная осенняя ночь, кругом режут, бьют, расстреливают и вопиют диким голосом: «Чё, мало кровушки нашей попили?!»
В Гатчинском дворце все офицеры собрались в одну комнату, спать укладывались на полу, не раздеваясь. Казаки сидели в коридорах, не расставаясь с оружием. Никто не верил друг другу. Казаки видели в офицерах своё спасение. Офицеры же, ненавидя Керенского, надеялись на Краснова...
Наступило морозное ноябрьское утро. Стуча сапогами и ботинками, к генералу ввалилась группа казаков и матросов-переговорщиков во главе с громадного роста красавцем-матросом с вьющимися чёрными кудрями, чёрными усами и небольшой бородкой. Матрос сказал, будто старому знакомому: