Выбрать главу

Всё-таки надо ехать туда. Коннозаводчик Михалюков даёт мне лошадей, и 30 января под проливным дождём мы едем в открытом шарабане.

Два дня я ехал по родной донской степи. Менял лошадей, обедал и ночевал на зимовниках у коннозаводчиков. Тишина и безмолвие кругом. Поют жаворонки, солнце пригревает, голубое марево играет на горизонте.

На зимовнике Бонифатия Яковлевича Королькова комитет из двух казаков, двух солдат и двух германских военнопленных. Он взял опеку над имением, чтобы «народное хозяйство» не расхищалось. Узнали о моём приезде, пришли ко мне.

   — Вы что за человек? — хмуро и сердито спрашивает казак, и вдруг лицо его расплывается в широкой улыбке, — а вы не генерал Краснов будете?

   —  Если знаете, так чего же спрашиваете? — говорю я.

   — А я у вас в дивизии в конно-сапёрной команде служил. Помните, Акимцев, казак, — радостно говорит «член комитета». — Вам лошадей? Сейчас подам.

Едва отъехали от зимовников Королькова, как навстречу показалась бричка. Казак коней остановил, закричал радостно:

   — Ваше превосходительство, господин генерал! Боже мой, думал ли, гадал!

Краснов узнал хорунжего Алексея Любимова.

   — Какими судьбами вы здесь, хорунжий?

   — Вот уже с полмесяца, как полк по куреням разъехался. А вы, ваше превосходительство, куда направляетесь?

   — В Новочеркасск, буду там приюта искать.

   — Какой Новочеркасск — к нам, в Константиновку поворачивайте. Там вам и Лидии Фёдоровне рады будут. А советской власти у нас нет...

В Константиновской, в доме хорунжего Любимова нашлось место, где мог отсидеться генерал Пётр Николаевич Краснов. Здесь он сделал первые наброски к будущему трёхтомному роману «От двуглавого орла к красному знамени», которому суждено будет появиться в эмиграции.

* * *

Иван Шандыба доехал эшелоном до станции Миллерово с казаками 2-го Донского полка. Вокруг ещё лежал снег, поезд плёлся медленно, подолгу стоял. В открытую дверную щель виднелись редкие станционные огни.

В Миллерово эшелон стал под разгрузку. По сходням выводили застоявшихся лошадей, с платформ снимали орудия.

В Вёшенскую собралась группа человек пятьдесят при двух орудиях. Шандыба попросился в товарищи.

До самой станицы ехал на зарядном ящике, а уж от Вёшек к хутору было рукой подать. Закинул Иван походный мешок за плечо, саблю поправил и пошёл знакомой дорогой.

У ворот родного куреня остановился, постоял. На глаза слеза навернулась. Вытер и вошёл во двор.

Первым увидел брата Мишку. Обнялись. Тут и отец с матерью выбежали, давай сына целовать да плакать.

В хате, когда фуражку снял, увидели шрам, ахнули. Мать руками всплеснула, сказала со слезами:

   — Вот, Ванька, говорила: не сносить тебе головы.

Захар Миронович оборвал:

   — Хватит причитать, старая. Тот не казак, что пули не пробовал. До свадьбы заживёт.

Услышав о приезде Ивана, пришли Сергей Минаевич со Стёпкой, распечатали белоголовую. Первую чарку выпили за его возвращение, вторую за казаков, с войны не вернувшихся.

В разговорах перебрали хуторские и станичные новости. Поругали новую власть. Степан Ус сказал:

   — Ничего, скоро свою, донскую власть установим...

Разошлись поздно. Мать постелила сыну под божницей. Лёг Иван и как провалился — отвык от перины.

Ночью сон увидел, будто сестра милосердия рану перевязывает. Застонал, пробудился.

Мать при каганце ставила тесто. Увидела, что сын не спит, промолвила ласково:

   — Спи, Ванюша, отдыхай.

Давно такого не слышал Иван. Так могла говорить только мать.

Утром вышел на баз. Вывел Воронка и Чалого, почистил, на водопой сводил. Вскоре Захар Миронович появился.

   — Вот, сын, ждал, когда вместе хозяйство поднимать будем. Слава тебе, Господи, дождался.

* * *

Перемешалось всё на Дону: то красногвардейцы за казаками гоняются, то казаки за красными, а то и сами казаки меж собой сойдутся в кровавой разборке.

Из Ростова по станицам отправился агитировать за советскую власть отряд Подтёлкова и Кривошлыкова. Пока по Донецкой области ехали, встречали по-доброму, слушали, что Подтёлков либо Кривошлыков рассказывали, на постой принимали охотно. Но стоило границу Войска Донского переехать, как отряд встречали глухим молчанием. Не слишком доверяли станичники большевистской агитации: памятны были продовольственные отряды, отбиравшие зерно. Не по пути казакам с Советами.