В хутор Калашников вступили ночью. Разошлись по хатам, выставили дозорных. Кривошлыков Подтёлкову пожаловался:
— Подустали наши, в дозор идти не желают.
— Ничего, воротимся, судом товарищеским с такими разберёмся.
— А ты, Фёдор, не обратил внимания: за нами след в след казачки едут, частенько съезжаются, о чём-то совет держат.
— Видать, мы им ежа за шкуру запустили...
Утро выдалось хмурое, недоброе. Из дозорных один прибежал:
— Там казаки в кучу сбились, пулемёты готовят. Требуют на переговоры явиться.
— Надобно, Фёдор, отряд поднимать, занимать оборону, — сказал Кривошлыков.
— Там их много. Может, договоримся...
А с бугра в хутор уже направлялись сотни две казаков и с ними подъесаул Спиридонов, бывший сослуживец Подтёлкова.
— Ну что, односум, встреча, кажись, нежеланная? Вы никак на Пасху собрались, так оружие вам к чему?.. Отходи в сторону, складывай сабли, винтовки. Миром порешим, какая нам власть нужна.
От хутора метнулся красноармеец-пулемётчик с замком от пулемёта. За ним кинулось несколько казаков, догнали, зарубили.
Подъесаул усмехнулся:
— Недалеко убёг.
Подтёлковцев толпа местных казаков окружила, с кольями, вилами. Избивать принялись.
Красноармейцы закричали:
— Что же вы над безоружными издеваетесь? Коли казнить вздумали — казните.
Согнали всех пленных в сарай, замок навесили и караул выставили. А в соседней хате военно-полевой суд собрали, стариков позвали. Все приняли участие в суде над подтёлковцами, и у всех одно мнение — расстрелять изменников Дона. А что касается главарей, Подтёлкова с Кривошлыковым, то этих в назидание потомкам повесить.
После суда составили список приговорённых поимённо. Наутро свершили казнь. Последними повесили Подтёлкова и Кривошлыкова.
Краснов открыл окно веранды, и первый запах сирени потянулся по дому. Дон, тихий Дон, как называл его ещё покойный дед Краснова, распался, развалился. Вернее, разделился на сочувствующих большевикам и их противников.
И пошли казаки стенка на стенку. Хопёрцы и большая часть усть-медведицких были за красногвардейцев, а жители Низа, славившегося своими рыбными угодьями, виноградниками, лучшими урожайными землями, стояли за старое.
Краснов знал, что рано или поздно так произойдёт. Не поступятся казаки своими привилегиями, будут отстаивать их, и польётся кровь. Так всё и случилось.
Доходили до генерала известия о смерти Каледина, о судьбе атамана Назарова, но он старался уйти от всего. Смута есть смута, и её пережить надо. Потом пошёл слух: Добровольческая армия под Екатеринодаром наткнулась на упорное сопротивление превосходящих сил красных. Генерал Корнилов погиб. Добрармия отходит обратно на Дон. Ведут её Алексеев и Деникин.
В Новочеркасске красные поняли, что справиться с подходившей армией они не в силах. Ко всему из станицы Заплавской, где расположилась армия повстанцев генерала Полякова, лодками и баркасами началась переправа через Дон. Казаки высаживались на берегу и шли к Новочеркасску.
В городе ждали подмоги из Ростова. Из штаба красногвардейцев слышались обещания, но и только.
В помощь новочеркассцам вышел бронепоезд, но вскоре наткнулся на разобранный путь. Пока его чинили, впереди снова взорвали рельсы...
А повстанцы уже ворвались в предместье города. Вскоре к Новочеркасску подоспело ещё несколько сотен низовских казаков. В конной атаке они заняли город. И вот уже торжественно и величаво зазвонили колокола войскового собора.
Красногвардейцы отходили из Новочеркасска без паники, отстреливаясь. Краснов понимал: организованный отход был их единственным спасением. Но он не представлял, как они смогут пробиться через мятежные станицы.
Ещё генерал знал: Гражданская война на Дону далеко не закончилась. Казакам придётся отбиваться от революционных войск.
Краснов был сыт войной по горло. Хотелось тихой мирной жизни. И он её обрёл здесь, в Константиновской.
Рано утром Пётр Николаевич садился к письменному столу. Но прожитые бурные дни, месяцы и годы не давали покоя.
Закроет генерал глаза, а перед ним конная атака, разрывы снарядов, умирающие люди.
Ему хотелось проснуться юнкером Павловского корпуса, увидеть знакомых профессоров, послушать их лекции... Начать жизнь заново.
Но жизнь надо было вести ту, которая состоялась.
Многое в ней его разочаровало. Бывшие товарищи стали пресмыкаться перед новой властью. Другие не приняли её и теперь с оружием в руках гибнут, как и подобает солдатам. Но он, Краснов, навоевался достаточно. Сегодня ему хочется прожить оставшуюся жизнь тихо и спокойно здесь, в станице Константиновской.