— Может тебе домой письмо нужно написать, так вот они напишут, — доктор мотнул головой в сторону фельдшера.
— Не. Через неделю… Сам, сам поеду, а как поеду…
— Ну ладно, да ты лишнего не говори. Вот, что тебе из еды на завтра выписать?
— Он всё вишен просит, на которых наливка настаивалась, — сказал фельдшер.
— Ну этого, пожалуй, и нельзя, а вот киселику из сушёных вишен можно. Хочешь киселику?
Степан утвердительно опустил веки и улыбнулся, потом, заметив, что доктор хочет уходить, двинул рукой, как бы желая его остановить.
— Ваше, ваше высоко-дие. Разрешите, чтобы сундук мой из ро-оты сюда.
Степан перевёл дыхание.
— Не дозволяют… Как через неделю в отпуск, я там соберу.
— Не знаю, нужно спросить у начальства, может и разрешат. Ну, будь здоров.
— Вот она, Spes phtysicorum, — сказал доктор в коридоре не то самому себе, не то обращаясь к фельдшеру, и стал надевать калоши. — Ведь едва дышит, а туда же сундук просит, в дорогу собирается.
Фельдшер вздохнул, сохраняя бесстрастное выражение на лице. Ему предстояло ещё много дела и не было времени вдумываться в то, что такое Spes phtysicorum.
На следующий день он, с таким же бесстрастным выражением на лице, нёс в ординаторскую лист бумаги, на котором было написано, что на завтра, в час дня, назначено вскрытие трупа матроса Степана Макаренко.
1903