— Чем?
— Свадебным путешествием. Если я обращусь по официальным каналам, мне могут не разрешить. Я аккредитован как журналист. Мы поедем с тобой как муж и жена. И никто не придерется. Я буду наблюдать, разговаривать, записывать, советоваться с тобой — все будет отлично. Мы издадим великолепную книгу о Советском Союзе, где будет одна правда. А это уже политический багаж, который пригодится мне для того, чтобы стать гражданином СССР, хотя я имею кое-какие заслуги и сейчас, работая по развитию культурных связей.
— Не знаю, Макс, я просто огорошена. Все это так сложно. Я же на работе. Меня никто не отпустит.
Она понимала: нельзя быстро соглашаться. Но кто знает, что произойдет, если она откажется…
…Заново переживая все, Таня заплакала.
Полковник поднялся из-за стола, положил руку на вздрагивающие плечи молодой женщины.
— Не надо, не надо плакать.
— Я, наверное, вела себя с ним как настоящая дура… — глотая слезы, сказала Таня. — Ведь все, что я о лаборатории разболтала, он теперь за границу передал…
Таня вытерла глаза.
— Я сказала, что привыкла советоваться с мамой. Что ничего не делаю без ее согласия. Тогда он стал умолять меня не открывать матери ничего до того времени, как поженимся, говорил, что мать может не понять всех тонкостей положения и погубить наше счастье. Кончилось все тем, что я обещала сама принять решение и сообщить ему. Или телеграммой или открыткой.
Полковник подошел к окну, отдернул тяжелую штору и распахнул окно. В комнату дохнуло рассветной свежестью. Он помолчал, потом вернулся к столу.
— На сегодня все, Татьяна Павловна. Вам надо отдохнуть.
Он проводил ее до двери и еще долго оставался в кабинете, раздумывая о Максе Питнере, об этой молодой красивой женщине, на которую вдруг свалилась беда. Жила она, как и тысячи других, училась, работала, любила. И, конечно уж, не подозревала, что враг может оказаться вот так рядом, в личине друга, любимого человека. Такое ей не могло, пожалуй, даже присниться. А случилось именно так. И теперь ей приходится собирать все силы и мужество, чтобы доказать, что она с честью несет звание гражданина своей Родины. Сумеет ли она до конца довести добровольно взятую на себя роль? Это не всегда просто даже в кино, где нужно перевоплотиться только на час. В борьбе ставкой иногда становится собственная жизнь.
Проводники мягкого вагона относились к этим двум пассажирам со скрытым недоброжелательством: эгоисты. Поезд забит, мест не хватает. А они вдвоем в купе на четверых. Бешеные деньги, что ли?
Вскоре весь вагон знал, что в пятом едут молодожены. Кто-то осуждал, кто-то добродушно посмеивался:
— Что же, всем влюбленным свойствен эгоизм. Во время медового месяца они игнорируют человечество. Простим их.
Питнер вел себя настоящим рыцарем. Молодоженами они были только для окружающих. По утрам Питнер приносил чай, заботился о горячем завтраке. Был предельно предупредителен и вежлив.
Днем он просиживал у окна. Смотрел зорко и неотрывно. По временам раз за разом быстро наводил фотоаппарат и фотографировал то, что ему нравилось.
Порой он подзывал Таню к окну, громко восторгаясь:
— Посмотри, какая прелестная роща!
Она чувствовала фальшь и под нежной улыбкой прятала желание залепить ему по физиономии.
А Питнер, приходя в восторг от красивых рощ и затейливо украшенных резьбой изб, фотографировал мосты, заводы, изредка попадавшиеся аэродромы.
Всего несколько дней поездки. Какой-то миг в жизни, о котором и рассказать-то, пожалуй, потом ей будет нечего. Сидела в уютном купе мягкого вагона, смотрела в окно, улыбалась спутнику, «мужу». И все. Если не считать постоянного, не отпускающего ее даже во сне нервного напряжения.
«Нам очень важно, — вспоминала она наказ полковника, — чтобы это путешествие вы провели с ним от начала до конца. Главное — знать, где отснятая пленка».
За пленки можно быть спокойной. Питнер хранит их в чемодане. На остановках, выходя из вагона, не берет с собой даже фотоаппарата. Несколько катушек положил Тане в сумку. Не преминул при этом пошутить:
— Это самые лучшие кадры, они откроют нам счастливую жизнь.
Она согласно кивала головой и позволяла себе немного капризничать:
— Я устала от этого мелькания в окне, Макс, от стука колес.
— Еще недолго, дорогая. Обратно мы сможем вернуться на самолете. И в Москве поженимся.
5
Из Сибири Таня возвращалась уже без Питнера. Его взяли на одной из станций, когда путешествие их подошло к концу.