Это упорство проявлялось буквально во всем. Капитан 1-го ранга Митин вспоминает, как в 1945 году, случайно заглянув в комнату, где проходили занятия по изучению китайского языка, Михаил присел на минутку, любопытства ради, и… с этой минуты не пропускал ни одного занятия. Товарищи, правда, недоумевали: «Зачем?». Крыгин в ответ хитровато улыбался: «Пригодится». Он собирался жить долго.
М. П. Крыгин. Фото 1945 г.
…Но все это было в 45-м. А до него был июнь 41-го. Потом битва под Москвой, Сталинградом. С первых дней войны Михаил рвался на фронт. Не отпустили. Подчинился: дисциплина есть дисциплина! Но в 43-м, когда его перевели в контрразведку флота, снова начал бомбардировать начальство рапортами. И снова получал стереотипные ответы: «Сейчас вы нужны здесь. Придет время — пошлем на фронт». И он подчинялся. Ждал, напряженно вслушиваясь в сводки Совинформбюро. И старательно вникал в специфику совершенно новой для него профессии — профессии чекиста. И отправлял по команде очередной рапорт.
Время, о котором говорило начальство, пришло в августе 45-го, когда для большинства солдат война уже кончилась. Пришло с уведомлением о том, что просьба Михаила удовлетворена: его посылают на передовую.
В это время в Маньчжурии под мощными ударами советских войск начала отступать Квантунская армия — оплот японского милитаризма. Тихоокеанский флот получил задание перерезать пути отхода противника в Японию, захватив несколько портов и военно-морских баз. Нашим войскам надо было овладеть портом Сейсин. Окруженный 180 дотами и дзотами, соединенными подземными ходами, он был крепким орешком. Гарнизон — более четырех тысяч солдат.
Командование Тихоокеанского флота решило брать Сейсин с моря.
В полдень 13 августа 8 торпедных катеров, укрывшись за дымовой завесой, ворвались в гавань Сейсина и высадили первую группу десантников — разведывательный отряд. Среди десантников был лейтенант Михаил Крыгин. Горстка отважных — их было 181 человек — стремительно атаковала порт. И вооруженный до зубов четырехтысячный гарнизон не выдержал этого дерзкого штурма: наши десантники овладели портом.
Только через два часа противник опомнился. Видя, что порт захвачен маленьким отрядом, японцы яростно кинулись в атаку. Десантники, не прекращая боя, стали отходить к берегу. Крыгин поручил им взять с собой захваченные в порту важные документы, а сам остался прикрывать отход отряда. Рядом оказалась небольшая группа оторвавшихся от основных сил десанта. Крыгин, как единственный офицер, принял командование на себя.
Это был первый бой лейтенанта Крыгина. Первый и последний. Он стал экзаменом для молодого чекиста, экзаменом на политическую и воинскую зрелость, испытанием его мужества и верности Родине, партии, народу.
Двенадцать раз лейтенант поднимал свой маленький отряд в атаку. И двенадцать раз толпы японцев, беспорядочно отстреливаясь, в ужасе забивались в свои бетонированные норы, откуда, опомнившись, обрушивали шквальный огонь на горстку смельчаков.
Силы были слишком неравными. Группа таяла на глазах. И наступил момент, когда японцам ответил только автомат Крыгина. Он остался один. Почти оглохший от непрекращающегося который час грохота боя, уже не однажды раненный, теряющий силы.
Бюст Героя Советского Союза М. П. Крыгина на его родине, в с. Кабановка Кинель-Черкасского района.
Но он был жив. В руках у него был автомат. А рядом лежали убитые товарищи, у которых можно было взять запасные диски… И он менял диски и стрелял. Сначала перебегая, а потом уже с трудом переползая — чтобы враг не понял, что стреляет один человек, — с места на место, стрелял из автомата, потом из карабина, снова из автомата… Неравный бой продолжался. Сколько их было против него? Сотня? Две?
Он все больше слабел и все медленней менял позиции. Кончились диски. Отбросив бесполезный автомат, Крыгин непослушной рукой достал пистолет. Уже не обращая внимания на огонь врага, он до последнего вздоха продолжал стрелять, заставляя японцев зарываться в землю.
И долго еще после того, как умолк пистолет Михаила Крыгина, японцы не решались приблизиться к этому страшному для них месту. Потом медленно, с опаской окружили высотку, где полегли смельчаки, — самураи боялись их даже мертвых. Наконец, видимо, сообразив, что уже давно сражались с одним-единственным человеком — офицером, они в ярости набросились на него. Схватив бездыханное тело за ноги, японцы поволокли его в укрытие и там в бессильной злобе исполосовали ножами, искололи штыками.
А тем временем отошедшие к берегу продолжали сопротивляться. Продержавшись до рассвета, они соединились с подоспевшим на помощь первым эшелоном десанта и прочно закрепились на берегу. А 16 августа в порту высадились главные силы десанта.
Обезображенное тело Михаила Крыгина было обнаружено бойцами в японской траншее и с почестями похоронено. А через месяц ему было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.
Память о герое чекисте жива. В далекой Корейской Народно-Демократической Республике в городе Чхончжин (бывший Сейсин) над могилой, где похоронены лейтенант Крыгин и его товарищи, воздвигнут величественный обелиск с красной звездой, венчающей его вершину. Имя Михаила Крыгина носит одна из улиц Владивостока. На родине Михаила, в селе Кабановка Кинель-Черкасского района, его именем названы улица, на которой он жил, школа и сельский клуб. А в центре села установлен бюст героя.
А. Казанский
ПАРТИЗАНСКИМИ ТРОПАМИ
Два года в тылу врага
Партизаны залегли в кустах вблизи полотна железной дороги. Нужно было задержать автодрезину и уничтожить ехавших на ней следователей гестапо. Накануне группа партизан исполнила приговор партизанского суда, вынесенный бургомистру Речицы Герхарду, известному издевательствами над мирным населением и жестокостью. Этому немцу из числа местных жителей «за преданность фюреру и усердие» фашисты преподнесли в подарок добротный особняк. На новоселье Герхард пригласил местную знать: шефа гестапо, военного коменданта, начальника полиции и других себе подобных фашистских пособников, занявших руководящие посты в городе. Связка гранат взорвалась во время благодарственной речи бургомистра, партизаны дали несколько очередей из автоматов по гостям и благополучно вернулись на базу.
Начальника разведки партизанского отряда имени Ворошилова Хумарьяна беспокоила судьба причастных к взрыву подпольщиков. Свой человек, связанный с немецкой жандармерией, прислал записку, что для расследования происшествия из Калинковичей на автодрезине выезжают гестаповцы и что ожидаются они к утру. Нужно было оттянуть время, чтобы разобраться, кто из подпольщиков «засвечен», уничтожить малейшие улики, принять другие необходимые меры.
Диверсионная группа, направленная для уничтожения дрезины, добралась до железной дороги, не потревожив немецкие гарнизоны. Возглавил группу сам Хумарьян.
Партизаны чутко прислушивались к ночной тишине. Вот послышался постепенно нарастающий шум приближающегося поезда.
— Товарищ майор, подложим? — предложил шепотом минер.
— Лежать! Спокойно!
— Георгий Сергеевич, уйдет ведь! Груженый, идет на фронт. Слышите, как пыхтит на подъеме? Техника! — не унимался партизан.
— Не спеши, дорогой. У нас задача другая.
Поезд проскочил. Третий раз появился патруль, а потом снова все стихло.
Вдали протяжно завыл гудок, похожий на автомобильный.
«Это дрезина», — решил Хумарьян и скомандовал:
— Бегом к рельсам. Подложить.
Негромкий перестук колес на стыках рельсов, и из-за поворота появилась дрезина. Включила фары.
«Неужели заметили наших? — подумал майор. — Нет, все нормально, скорости не сбавляет. Подходит. Взрыв!»
Партизаны дали очередь из автоматов по слетевшей под откос дрезине и стали отходить. Когда кто-то из уцелевших немцев начал стрелять, группа была уже в лесу. В поселках и хуторах, разбросанных в этих местах и казавшихся такими мирными, когда партизаны шли на задание, все ожило: немецкие гарнизоны и полиция были подняты по тревоге. Залаяли собаки, вот-вот выйдут на след. Спасло непроходимое болото, по которому умело провел группу партизанский проводник…