Не выпускайте чудовищ из шкафа
Глава 1. Покойник
Глава 1. Покойник
Карта «Смерть» относится к старшим арканам и, как правило, свидетельствует о логическом завершении некоего явления или же жизненного этапа.
«Малый толкователь карт и гадальных арканов», выпущенный под редакцией Общества любителей Предсказаний и рекомендованный для домашнего применения лицам, не обладающим истинным даром Прозрения.
В то утро первым на стол лег Покойник. Точнее, Смерть, потому как Софья страсть до чего не любила, когда карту Покойником именуют. Хотя казалось бы, разница?
Ан нет.
Она хмыкнула и подвинула карту к самому краю. Слева от нее опустилась фарфоровая чашка с недопитым кофе. Справа, на блюдце, легла тонкая сигаретка, которую Софья и прикуривать не стала.
- Опять бросаешь? – я с трудом подавила зевок.
До сих пор ненавижу просыпаться рано, особенно когда за окном такая вот стылая морось. До весны еще пара недель, а потому погода радует.
- Брошу, - Софья отпила кофею, качнула чашку и перевернула содержимое на блюдце. А ко мне подвинула стопку карт. – Бери.
Отказываться смысла не было.
И я вытащила. Поглядела на криворотую королеву мечей и бросила на стол.
- Перемены, - Софья повернула тарелку влево.
Вправо.
- Скоро. Старое закончится. Новое… что-то новое определенно ждет.
И замолчала.
Я ждала продолжения, потому как обычно Софья была куда многословнее, но она застыла, вперившись немигающим взглядом в стену.
Понятно.
Провалилась.
Я собрала карты, сунув треклятую даму в самую середину колоды. Уж больна рожа у нее довольною была. Да и сама она напоминала…
Не думать.
Покойника покрутила в пальцах. А ничего так… главное, что прежде я его не видела. Новый, что ли? Карты Софья рисовала сама, а талант у нее имелся.
Обнаженная дева лежала на берегу, и сквозь тело её прорастали тонкие стебли. Она казалась насаженной на них, словно на копья. И жемчужное ожерелье отчего-то яркое, выделялось на горле её алой полосой.
Алого жемчуга не бывает. Но… Софье видней.
Кофе я тоже убрала.
И себе сделала. Прислушалась. Есть не хотелось. Снова. Но надо. Я уже большая девочка. Я уже давно большая девочка. А потому могу есть даже тогда, когда не хочется.
От кофе неуловимо несло болотом, а это, мать его, куда более верный признак грядущей беды, чем все карты с покойником вместе взятые. И главное, привкус этот знакомо оседает на языке, оттого и не чувствую ни вкуса хлеба, ни масла.
- Скоро, - произнесла Софья и покачнулась. – Не выпускайте чудовищ из шкафа.
А потом моргнула и очнулась.
- Будешь? – я поставила чашку перед ней.
И отказываться не стала. Белые пальцы мелко подрагивали, а из-под слипшихся век выкатилась слеза.
- Закурить? – предложила я, когда Софья протянула руку. И сигарету вставила меж пальцев. – Может, ну его?
- С чем?
- С бросанием.
Она хмыкнула и пустила тонкую струйку дыма в потолок. И закрыла глаз. Правый. Левый, пусть даже веки расшили, оставался недвижим. Софья надвинула повязку и вздохнула.
- Должна же быть у меня хоть какая-то цель в жизни?
- Ну тогда да.
Кто бы спорил.
Я доела хлеб с маслом, запоздало подумала, что сверху можно было бы и сыру кусок бросить, но вставать было лень. А второй бутерброд в меня точно не влез бы.
- Зима, - Софья облизала губы. – Будь… осторожно.
- Ты что-то видела?
Я замерла, потому как только дурак станет игнорировать предсказание Пророчицы. Пусть и полуслепой, давно не пророчествовавшей, но… Софья покачала головой.
- Темно, - пожаловалась она. – Как… тогда. Но я просто чувствую, что неладно будет. И карта эта.
Покойник.
Ну да, Покойник – это всегда к переменам. Я знаю.
И ведь не обманул, падла этакая.
До участка я добралась пешком, благо, недалеко. Вот только погода, кажется, решила, что хватит мороси, и сквозь сизую дымку облаков, что спустились до самого моря, зарядил дождь. Такой вот ледяной, хлесткий, который пробивает и заговоренную кожу плаща.
Дождь стучал по крышам, скребся в окна и ненадолго вымывал тот самый рыбный запах, что пропитал наш треклятый остров, кажется, от флюгера на ратуше до самых подвалов. Как ни странно, но дождь успокаивал. Он словно запирал меня, отделял от мира, которые пусть и не исчезал совсем, но оставался где-то там, вовне.
И далекие желтые пятна окон казались глазами диких зверей.