— И сколько сейчас рабынь насчитывает гарум Фаргуса? — спросила я.
— Про них с Дримом никогда точно не скажешь. Гарум большой и постоянно меняется. От шести до двенадцати вроде доходило на моей памяти, — сказала Сапа и посмотрела на Донну, ища подтверждения своим словам.
Та пьяно кивнула.
— Да, у них самые большие, не знаю, как они там с ними разбираются и запоминают, учитывая, что часто меняются.
— Наверное, у Фаргуса все под одним кодовым именем — кошечка моя, — попыталась изобразить его мурлыканье Солька, и мы все пьяно фыркнули.
— Тем более это удивительно, что у его остальных друзей, составляющих четверку, можно сказать и гарумы вовсе не гарумы. У Ауруга одна рабыня, сколько я здесь нахожусь, — заметила Донна. — У Леона то одна, то две, но там все тихо-скромно. Он парень романтичный и девочек подбирал нежных и воздушных, как небесные создания. Они всегда вели себя сдержанно и пристойно. Им, наверное, нелегко сейчас, но Леон просил присмотреть за ними Ауруга и Берса.
— А у Берса гарум из его землячек, из Рамулы. И не понять, что там между ними. Они очень закрыты. Про него так много слухов ходит, что не знаешь, что и думать. Все его очень боятся. Если Фаргус просто непредсказуемый, то Берс жестокий и страшный. Ему стараются на глаза не попадаться, — рассказала на одном дыхании возбужденная тайнами загадочного адепта Сапфира.
Я заметила, ей нравятся чужие загадки. Глаза загораются лихорадочным возбуждающим огнем.
Глава 57
После нескольких шестицикликов, которых я совсем не знала, в рейтинге самое высокое место занимали адепты третьего цикла из второй четверки академии: Антуаш и его свита из Эрвина, Рина и Морая. Антуаш был второй после Фаргуса по магической силе — хотя неизвестно, насколько сильно он уступал Фаргусу, так как еще не имел всех тех знаний, полученных Фаргусом за шесть циклов учебы. И по рангу аристократических линий.
Его род был древнее и из той, старой аристократии, что правила до нового императора. Антуаш был благороднее Фаргуса, это отмечалось во всем — от внешности до характера. В этом было его преимущество и в тоже время его слабость. Там где Антуаш действовал согласно кодексу древнего рода, Фаргус изощренно применял запрещенные приемы и побеждал.
Но что важнее, поведение в бою или победа? Если благородство вызывало уважение и восхищение, то победа не знала таких понятий. Есть либо проигравшие либо выигравшие. И, тем не менее, если Фаргуса боялись и подчинялись, то Антуаша боялись, уважали и поклонялись ему добровольно.
Так как мы сейчас обсуждали парней в связке хозяин-рабыня, то мои опытные соседки в этом плане оценивали Антуаша как лучшего претендента на эту роль. Покушаться на его собственность также не находилось самоубийц, при этом Антуаш к своим рабыням относился ровно хорошо. Ему не надо было никого принуждать к своим приказам, девушки сами боролись за его внимание и привлекали к себе всеми возможными способностями. Он был обласкан женщинами, они бросались исполнять его любую прихоть сами, стараясь опережать соперниц за его внимание.
Он был божественно красив, уверен в себе, при этом как-то умудрялся не выглядеть напыщенным самовлюбленным идиотом. В общем, было в нем действительно что-то такое, что заставляло учащенно биться девичьи сердца, независимо от их желания. Даже тех, у кого уже была пара.
В общем, если подвести краткий итог — Антуаш был безукоризнен. И в любовном плане тоже. И в отличие от Фаргуса, к которому испытывали всю гамму чувств, в Антуаша именно что влюблялись.
Проблема попасть в его рабыни была одна — ею желала стать любая девушка.
— А как же было написано в вестнике, что он выбирает только аристократок? — спросила я.
— Ты считаешь его высокомерным? — поинтересовалась задумчиво Сапфира. — Не знаю, мне кажется, что просто так совпадало. Эти конкретные девушки отвечали его требованиям. А то, что они были аристократками, так тут вестник прав, у нас разное воспитание, и не его вина, что у него изысканный вкус. Сложно представить его с грубой и недалекой простолюдинкой. Он таких и из аристократок не выбирает.
— Я скажу даже кощунственное, — хихикнула быстро опьяневшая Вирка. — Кирии нас все равно не слышат или пусть закроют уши. Мне почему-то кажется, в своих фантазиях, рабыней Антуаша не отказываются видеть себя и сильные и родовитые магички из самых высших.