Мой дар эмпатии был пассивный, мне не надо было задействовать магические силы и резерв, чтобы чувствовать эмоции герцога: он очень сильно любил дочь и безумно, панически, за нее боялся. Его желание схватить ее и унести домой, как дракон свое сокровище в пещеру, было настолько осязаемым, что я была уверена, он не станет слушать возражений дочери. Потому что им сейчас руководили эмоции, а страх и паника плохие советчики.
И точно, герцог выдохнул и непререкаемым тоном сказал, как отрезал:
— Дома ты будешь в безопасности.
— Ты не можешь запереть меня на всю жизнь! — обиженно вскрикнула Аннабель. — В палате целителей мне ничего не грозит! Я хочу остаться тут!
Аннабель прибегла к стратегическому оружию всех женщин: на ее красивые зеленые глаза набежали слезы. Крупные капли вот-вот были готовы скатиться по щеке.
Сердце герцога дрогнуло.
— Не плачь, Белль, — в его голосе послышалась паника отца, который не может устоять против слез любимой дочери. — Лекарь же сказал, тебе нельзя нервничать.
— Папа, оставь меня, пожалуйста, тут. Ничего уже со мной не случится, — кротко, с мольбой в глазах сказала юная манипуляторша и потянулась к нему, чтобы взять за руку.
Герцог отступил.
— Хорошо, дорогая. Но только до завтра. У дверей палаты останется охрана.
— Спасибо, папенька. Я тебя очень люблю, — послушно опустила глазки Аннабель.
— И не вздумай выходить отсюда. Иначе больше ни ногой из дворца, поняла?! — строго спросил он.
— Куда мне выходить отсюда, что ты? — деланно возмутилась ее светлость. — Ты лучше разберись, почему в академии вообще кому-то грозит опасность.
В голосе Аннабель прорезались стальные нотки.
— Я разберусь, будь уверена, — кивнул, хмурясь, герцог. — Не скучай, до завтра, Белль. Об остальном мы поговорим дома. И не думай, что с тобой мне не о чем поговорить.
В голосе герцога послышалось предупреждение. Он обнял дочь, поцеловал в лоб, бросил на меня взгляд, который заставил бы нервничать и ни в чем неповинного человека и вспоминать, где же он все-таки оступился и перешел дорогу его светлости, и вышел из палаты. За дверями послышались его указания, которые он раздавал своим людям.
Аннабель шумно выдохнула:
— Папенька такой упрямый! Но он не выносит моих слез, — улыбнулась она довольно. — Плохо, конечно, что мое знакомство с академией началось так. Я ведь хотела упросить его отпустить меня в следующий цикл учиться сюда.
Она свела бровки к переносице, но тут же посветлела лицом и заявила:
— С другой стороны, эта ситуация заставит его навести здесь порядок. И тогда, как он может мне запретить? Получается, что он не отвечает за свои слова и действия, правильно? Если ты навел порядок, значит, здесь безопасно. Если небезопасно, то ты не справился с этой задачей и какой из тебя импе… императорский советник? — запнулась и поправилась она, вспомнив, с кем говорит.
Я тактично промолчала, посчитав вопросы риторическими.
Видимо, Аннабель действительно испытывала дефицит общения, потому что стала тараторить без умолку. Жаловалась, как ей скучно, как излишне опекает ее отец, который не дает и шага ступить без его ведома. Как она хочет свободы и поучиться в академии. Потом она перескакивала с темы на тему, то ей хотелось похвастаться подарком Фаргуса — мальвенком Громом, с которым она хотела появиться на свой скорый день рождения и произвести на всех впечатление, то платьем от какой-то там самой-самой лучшей модистки империи, которая шила его на праздник уже три месяца. То жаловалась на какого-то кузена, который будет сопровождать ее на празднике, а она этого не хочет. И прочие и прочие девичьи радости и печали, от которых я была так далека, как драконьи горы от нашей империи.
При всей моей симпатии и благодарности к Аннабель, ее щебетание меня утомило и навеяло дрему. Хотелось тишины и спать.
Но мои желания никогда никем не принимались в расчет.
Дверь открылась. Мне было не видно, кто там заглянул в палату, но Аннабель радостно взвизгнула. Да так, что меня снова прострелила резкая головная боль.
— Фаргус!
Моя рыжая проблема просочилась в палату с подарками в руках и направилась с широкой улыбкой на губах к Аннабель, не обращая на меня внимания.
— Аннабель, моя драгоценная…
Аннабель совсем не по-аристократически кинулась в объятия Фаргуса и повисла на нем, весело щебеча о том, как она рада его видеть.
— Плохо, что по такому поводу, — упрекнул Фаргус. И все также, не глядя на меня, сказал: — Я тебе сразу говорил, надо было вызвать этим… девушкам стражу. От них одни неприятности. Первый раз они тебя чуть не обокрали. Второй раз чуть не убили…
Вот гад! От прилившего гнева к голове, она, казалось, сейчас лопнет. Да как он может!
— Фаргус! — тоже возмутилась Аннабель. — Не говори так! Это девушек чуть не убили, если бы не я. Как ты можешь быть таким бессердечным!
— Прости, малышка, я все забываю какая ты еще совсем ребенок, наивная и добрая, само воплощение Нелеин. Обещаю, не буду больше смущать твою нежную соломону.
Но Аннабель все равно надулась и смотрела на Фаргуса недовольно. Видя это, он примирительно стал доставать и вручать подарки.
Всучил небрежно букетик алестиний. Он был небольшой, но стоили эти цветы целое состояние. Они цвели в особых условиях в труднодоступных болотистых местах раз в сто лет, испуская дивный ненавязчивый аромат. Который обладал свойствами уносить все печали и дарить светлые сны с приятными воспоминаниями. Алестинии также использовались в редких зельях, и зельевары многое бы отдали, чтобы получить эти цветы.
Какое расточительство! По тому как Фаргус небрежно всучил эти цветы, что дороже некоторых драгоценных камней, складывалось впечатление, что для него было в порядке вещей дарить кириям такие букеты. Даже Аннабель бережно взяла их и расправила лепестки, нежно проведя по ним руками. Поднесла к лицу и вдохнула аромат.
— Спасибо, — в ее голосе было слышно искреннее восхищение. Фаргус был прощен.
Он это явно понял и улыбнулся своей котярской улыбкой. К имевшемуся блюду с фруктами на тумбочке около кровати Аннабель, он выставил еще одно с экзотическими фруктами со всех концов империии. Дальше пошли сладости. Шоколадные фигурки в яркой разноцветной фольге, конфеты, пирожные, орешки в меду, засахаренные ягоды и воздушные зефир — Фаргус решил побаловать свою подругу всем.
— Я тут поспрашивал своих раб… знакомых девушек, — поправился он, — что бы они хотели получить в подарок, если бы оказались в целительской палате. В основном это сладости. Большинство опрошенных также сказали, что хотели бы получить новый роман Милорады Буржуа…
Фаргус протянул бульварный роман Аннабель, у которой в предвкушении загорелись глаза.
— …А также часть опрошенных, чьему мнению я доверяю, сказали, что хотели бы в эти моменты иметь под рукой что-то пушистое и теплое. Ну я хотел было предложить привести сюда Грома, — разразился он смехом, — но представил реакцию целителей… И пожалел, да… что бы там ни думали о жестоком Фаргусе, — чуть покосился он в мою сторону.
— Поэтому, вот, я знаю, как ты любишь плюшевых зайцев, держи.
И Фаргус протянул Аннабель милого длинноухого плюшевого зайца с красивыми стеклянными глазами с сиреневой радужкой.
— Он заговорен на спокойный глубокий сон и может даже петь колыбельные, если ты захочешь, — ласково сказал Фаргус сияющей Аннабель.
Она обхватила игрушку руками и прижала к груди, чуть ли не урча от удовольствия.
— Спасибо, Фаргус, — растроганно сказала Аннабель и снова потянулась к нему, чтобы обнять. Поцеловала в щеку.
— Выздоравливай скорее, малышка, — муркнул он.
— Фаргус, уже известно что-нибудь, кто виноват в случившемся? — спросила Аннабель.
Тот сразу посерьезнел и сделал строгое лицо:
— Не переживай, драгоценная, мы разберемся. Ты пострадала, и виновные будут наказаны, обещаю.
— А если бы я не оказалась рядом? — резонно спросила Аннабель и снова нахмурилась. — Если бы пострадали только эти девушки? — кивнула она в мою сторону.