- Ребятки? - растерянно перебила я, озираясь. Стёпка с трудом удержался на плече и недовольно зашипел.
Босоркун снисходительно, что взбесило меня окончательно, усмехнулся и хлопнул в ладоши. Воздух не замутился, и окружающий пейзаж не подумал изменить свой вид. Всё так же качали золотыми головами подсолнухи, и дорога убегала к вроде бы близкому шоссе, но то там, то здесь начали проступать расплывчатые фигуры странных существ. Они были длинноруки, лохматы, на неподвижных костистых лицах живыми казались только угольно-черные глаза без белков, тела напоминали не то клочья тумана, не то обрывки плотной кисеи. Миг они были неподвижны, а затем вдруг одновременно прыснули в разные стороны, точно вспугнутые куры, принявшись носиться вокруг машины по земле и по воздуху, кувыркаться и таскать друг друга за длинные волосы. Один, в беззвучном вопле разевая рот, ринулся на меня… и свечкой взвился в небо прямо перед моим лицом.
Горный дух наблюдал за шалостями "ребяток" с кривой усмешкой.
- По нраву ли? - вкрадчиво спросил он.
В такт прыжкам и скачкам мельтешащих перед глазами духов желудок принялся отплясывать зажигательную самбу, тошнота подкатила к горлу, но, собрав в кулак остатки воли и собственного достоинства, я хладнокровно проговорила:
- Что-то они у вас как сонные мухи, еле ползают. На солнце перегрелись, что ли? Пикси и то шустрее будут!
- Так время-то какое! - неожиданно смутившись, начал оправдываться босоркун. Встречник затрясся, пряча лицо - то ли ударившись в слезы, то ли корчась от хохота. - Полудень, жара, да степь кругом! Мои ветрянники к горам привычны больше, вот и… А ну сгиньте до сроку! - громовым голосом прикрикнул он, и шалуны пропали. - Знаю, что сказать хочешь, - снова обратился он ко мне, - знаю и другую обиду, но помогу, чем смогу. В склейке-починке я не мастак, а стёклам твоим вовсе смертушка пришла. В карманах добра такого не имею… и карманов-то у меня нет! но вот возьми-ка ты диковинку - обережек по-вашенски, чаю, пригодится. Лучше всяких стекляшек будет! Ну, бери, бери же…
Он шагнул вперёд, протягивая мне деревянный кругляш на растрёпанной веревочке, и я - наивное дитя 21 века - едва не взяла. Потому что сказок с детства не читала, а из преданий старины глубокой знала лишь те, на которые случалось наткнуться мимоходом на печатных и электронных страничках.
"Не трожь!" - взвыл в голове незнакомый голос, и Стёпка больно вонзил когти мне в плечо. Я виновато отдёрнула руку, сообразив, что брать что-либо из рук нечисти, пусть даже дружелюбно настроенной - верх глупости и разгильдяйства. С нечистым дружи, да в кармане дулю держи!
Лицо босоркуна исказилось и стало почти страшным, разом подтвердив мои подозрения, но он тут же совладал с собой.
- У, казацюры… - проворчал он. - И всё-то они знают!
- Знаем, знаем, - охотно согласилась я. - Давайте так: вы мне - своё, я вам своё. А дарить да отдавать из рук в руки… избави меня Боже!
Откуда выскочило это, последнее, я сама не прочь была узнать. Но босоркуна передёрнуло так, что любо-дорого.
- Будь по-твоему, - он с досадой швырнул кругляш на землю к моим ногам - Только ты-то мне что обронишь?
Я порылась в кармане и, вытащив рубль, уронила его рядом с деревянной безделушкой.
- Ух и жадное ж вы, племя волховское! - возмутился подкравшийся незаметно встречник. Я старательно сложила пальцы щепотью и перекрестила его. - А уж лютое какое да свирепое! - пискнул он, отскакивая с преувеличенным ужасом.
Стёпка свалился с плеча, потоптался вокруг амулета, тщательно обнюхал, поскреб когтем, басовито мявкнул и только тогда позволил мне его взять. Чувствуя себя до невозможности глупо - как деревяшка с узорами могла заменить мне очки? - я нацепила оберег… и судорожно вцепилась в дверцу "Лады", едва устояв на ногах. Это было нечто сродни невидимой затрещине. Жар, от которого всё внутри плавилось, разом схлынул, уши слегка заложило - шорохи, шелесты, скрипы внезапно ощутились неистовыми воплями в самое ухо, очертания предметов приобрели необычайную четкость и резкость. Так здорово я не видела с… Словом, очень давно, а, может, и никогда.
- Довольно ли хорош? - босоркун подбросил рубль в воздух, и тот, сверкнув, пропал.
- Спасибо, - поблагодарила я. Духа снова передёрнуло.
- Почто на рожон лезешь… - сердито начал он, но тут же его прервал громкий восторженный возглас встречника.
- Дедушка, глянь-ка! - Мальчишка подпрыгивал на месте, тыкая пальцем в направлении пригорка. - Глянь-ка! Завалила-таки крылана! Завалила!…
Катарина стояла напротив жердяя и жуткой зверюги, пытаясь отдышаться. Мокрые рыжие прядки прилипли к щекам, плечи ходили ходуном, и я отчётливо видела, как дрожит её рука с мечом. А на земле, слабо трепеща крыльями, корчилась "летучая мышь". Дрогнули ещё раз лапы, увенчанные кривыми желтыми когтями, и тварь испустила дух.
- А ну залазь живком в нутро железное, мёртвое! - рявкнул босоркун и протянул длиннопалую руку, норовя ухватить меня за плечо, но тут же отдёрнул, точно обжегшись. - Некогда лясы точить! Кот играться устал, как завернёт баснь колдун, так и сожрёт он девку, похрустит костьми сахарными! Памятуй, что говорено было: как полог спадёт, дуй на всю железку да смотри, не оборачивайся!
- А па… па… погодите, а как же она?! - растерянно начала я, силясь собрать разрозненные мысли в кучку и разложить по полочкам. Мысли прыгали, как блохи на празднике Большой Собаки и собираться, а тем более раскладываться не желали. - А как же Катарина?! Нельзя же просто так бросить её на растерзанье этим… вот этим?! - Я обличительно ткнула пальцем в сторону пригорка.
Встречник гыкнул и беззвучно засмеялся, одним глазом кося на деда, другим на меня. На худом морщинистом лице босоркуна на миг возникло тоскливо-обреченное выражение. Он еле слышно пробормотал себе под нос что-то о душах славянских, которым бы только в ямы волчьи сигать, и нежити поганой, которой их из этих ям, вестимо, вынимать, но тут же посуровел и нахмурил кустистые седые брови.
- Ниче! Бог, чай, не выдаст, свинья не съест! - слишком уверенно, чтобы это было правдой, заявил он. - Знала девка, когда в угли вступала, таперча пущай не жалкует, что горячи! А нам в то дело не встревать, мы своё место знаем. Артамоны едят лимоны, а мы, молодцы, жуём огурцы… Ну полезай ты, полезай! - он умоляюще протянул ко мне руки.
- Да подождите вы! - с досадой отмахнулась я. - Это неправильно! Так нельзя! Ей надо помочь!… Хоть как-нибудь, а? И мы вместе отсюда…
Стёпка издал странный звук, напоминавший не то кудахтанье, не то кашель. Я не стразу поняла, что так и должен звучать кошачий смех, а когда поняла, не на шутку обиделась. Вот ведь! Ещё друг называется!
Встречник откинул с лица растрёпанную чёлку и лукаво подмигнул мне.
- Да на что она тебе? - с досадой спросил босоркун. - Не ведаешь разве, что здесь ты по её милости? А не проскочила бы во внешний круг, уже как шкурка сухая валялась бы! Не энта девка, так другие жизню из тебя попили, ох, попили бы! Слуги Моранины до жизнеогня куда как охочи, а в бою тем паче! Силушку дармовую всосать, покель ворога в мелки дребезги расколачиваешь кому не по нраву? А девка эта, хоть и не злая, да кровь в ней дурная, иноземная, ей земля наша - что пыль под ногами; спервоначала идёт стороной, никого не задевает, а как свою выгоду углядит - пихнёт, толканёт, колобком покатисся!
- Вы сударь на ухо тугой? - рявкнула я, бессознательно переняв его манеру говорить. - Не знаю уж, что там у неё с вашей братией и вами лично, а только никто не заслужил быть на клочки разорванным и по семи ветрам пылью развеянным! Она человек, живой, а кровь - не вода! Я её не оставлю её! И никуда не пойду без неё!
Сказано было так, как надо. Сильно сказано. Дело осталось за малым - запинать тихий, назойливый голосочек, бормочущий в правом ухе: "Беги, дура, пока дают, беги, да беги же!"
- Охохонюшки, жизнь моя, полушка медная… Слыхал вот?! - с досадой спросил босоркун моего Стёпку. - Она таперича шею свернёт, голову сложит, а кто со всех сторон виноватым выйдет? Вестимо, нежить степная да нежить горная! У-у-у, люди-человеки, цари природные, очи б мои вас не видывали! И жить с вами не в дугу, и прибить-то невмочно!