– Мистер Лемм, а причем тут аниме?.. – удивилась Пепилотта, но ответа так и не получила. Капитан, словно только сейчас вспомнив про нее, похлопал девушку по плечу.
– Все будет хорошо, Пеппи. Побудь пока с комсомолками, но ни во что не встревай.
И быстро зашагал прочь по проходу, переступая через комингсы.
– Плохо. Очень плохо, капитан Лемм.
В голосе мистера Феррета звучала холодная злость, но капитан лишь независимо выпрямился, выше подняв подбородок.
– Разговор зашел в тупик, и продолжать его было бессмысленно.
– Несмотря на мой совет? Я рассчитывал на вас.
– Прошу простить, но я не смог ему последовать.
Феррет смерил капитана долгим взглядом и процедил:
– Чистоплюйство плохо отражается на карьере, мистер Лемм. Что же, придется мне все сделать самому. Примите командование у старпома Холланда. Ведите субмарину к проливу между островом Оленьим и Диабазовым самым малым ходом.
– Вы думаете, это нужное направление? – глядя в сторону, спросил Лемм.
– Да. Комсомолки явно искали отбившихся от стада зверей и двигались как раз с той стороны. Едва ли они могли убежать на лыжах слишком далеко. Впрочем, пусть это вас не заботит. Скоро я получу точные координаты, и тогда…
Начальник экспедиции наклонился к пульту и нажал кнопку переговорного устройства.
– Педро, поднимай Майкла и готовь гидрокостюмы. Да, четыре наших. И прихвати еще один, размера S. Да, выполняй.
Следующие минуты оказались самыми страшными в жизни Пеппилотты. В ее душе царило смятение – открывшийся обман; внезапно пробудившаяся приязнь к непонятной, но какой-то настоящей, живой и совершенно убежденной в своей правоте русской комсомолке; ее странный разговор с капитаном, состоящий из одних недомолвок... – теперь Пеппилотта уже не понимала ровным счетом ничего.
Ей было ясно лишь одно – она не хотела, чтобы Дарье причинили вред. Поэтому, когда мистер Феррет, так и не добившийся у русской того, что ему хотелось знать, ударил ее, у Пеппилотты перед глазами словно что-то вспыхнуло. Она уже не помнила, как бросилась вперед, врезавшись головой ему в живот. Как потом стало горячо и больно, и на губах появился соленый привкус. Как в висок уперся холодный ствол пистолета мистера Феррета.
Ей запомнились только, как светловолосая комсомолка опустила глаза и обреченно кивнула. А потом то, как, уже шагая под конвоем к выходу из салона, Дарья мимолетно коснулась ее плеча, и тепло этого прикосновения оставалось долго-долго…
– Шевелись, комми-детка, у нас мало времени.
Наемник-канадец говорил, словно пережевывая слова, и в наушниках подводного шлема это звучало еще противнее, чем на воздухе.
– А я никуда не тороплюсь, – мрачно ответила Даша, напряженно всматриваясь в темноту. Ответом был болезненный тычок в спину. Канадец удивленно хмыкнул:
– Ты слишком храбрая. Не иначе, потому что обнимаешься тут каждый день с чудовищами. Они тебе нравятся? Меня, если честно, при одном взгляде на эти бородавчатые бурдюки жира тянет блевать.
В стекло полнолицевого шлема плеснуло, и огоньки фонарей на высоком борту плавбазы размазались и замерцали, словно из-за навернувшихся на глаза слез. Гелио-отражатель вышел из солнечного потока полтора часа назад и должен был взойти лишь через два часа. Из северного пролива шла волна, невысокая по здешним меркам, но пловцов, незаметно подобравшихся к возвышающемуся, словно гора, сооружению, сильно качало. Они уже миновали ахтерштевень самого правого корпуса, оставив позади длинные ряды доильных лабиринтов. Сверху тяжело навис балкон вертолетной площадки. В темноте все это выглядело таинственно и страшновато, словно и в самом деле впереди лежала зловещая крепость некоего темного властелина. Жаль, что наверху не вышагивала неусыпная стража – Даша прекрасно знала, что на борту всего пять человек, а дежурный и вовсе один, причем в далекой-далекой отсюда рубке управления. Впрочем, это было и хорошо – она ничуть не сомневалась, что налетчики без малейшего зазрения совести убьют всех, кто встанет у них на дороге, и поэтому совсем не желала сейчас встретить кого-то из коллег. Конечно, из тех, кто находился на палубах.