Бонус 03
Лиам
В какой-то момент мне стало казаться, что зря мы всё это затеяли. Прошёл уже почти год, а результата не было. Я видел, как с каждым днём тает надежда в глазах моей Кэтти. Первый воодушевлённый порыв постепенно прошёл. Началась рутина. С её терапией, с её практически бесконечным приёмом лекарств, с чередой анализов и обследований. И моя Кэтти с большой гордостью и стойкостью выносила все манипуляции, которые проводили с её организмом. Ведь она сказала, что пусть даже будет тонкая ниточка надежды, она ухватиться за неё двумя руками. И Кэтти ухватилась. Крепко и с упорством. Хотя могу представить, как тяжело ей было это сделать после стольких лет уверенности, что материнство для неё невозможно.
Впрочем, и сейчас до конца не понять, получится ли что-то.
И вот сегодня очередной раз я жду её у клиники Эда, чтобы вернуться домой, вероятно, опять с нулевым результатом.
А кого я могу винить в том, что никакого прорыва нет — только себя самого, заварившего всю эту кашу.
С каждым прошедшим месяцем во мне растёт чувство вины, что я дал ей ложную надежду. Поэтому ещё сложнее видеть разочарование в её глазах. Разочарование собой. Будто бы Кэтти в очередной раз доказала себе, что она чего-то не стоит.
Телефон пищит и вибрирует на приборной панели. Я беру его в руки и читаю сообщение от Кэтти.
«Я в кафе на Парк Роуд. Заезжай за мной».
Как это я её упустил? А может, приехал слишком поздно или приём был таким коротким, что у Кэтти осталось время прогуляться?
Отправляю короткое «еду», завожу мотор и веду машину по узким улицам, направляясь к кафе, где мы с Кэтти любили бывать, приезжая в Эдинбург. Маленькое, тесное, практически все забитое народом. Некий центр для спасения одиноких душ.
Движение в Эдинбурге по сравнению с нашим городком — просто бешеное. А я словно бы разучился ориентироваться в таком потоке за годы жизни в провинции. Меня несколько раз подрезают, прежде чем я доезжаю до нужного угла.
Кэтти была влюблена в этот город. Я даже в какой-то момент предложил ей переехать, чтобы быть поближе к клинике, но Кэтти сочла план ужасным. Её розы и наш прекрасный сад, да и вся размеренная жизнь, которую не хотелось терять, были ей дороги. Так что на переезд мы так и не решились.
В кафе в этот час особая обеденная толчея, и я вижу Кэтти у стойки, ожидающую свой заказ. Она что-то говорит бариста и смотрит на меня, улыбаясь.
— Я взяла на вынос, — сообщает Кэтти, когда я подхожу. Она широко улыбается, и я любуюсь очаровательной ямочкой на её левой щеке.
— Ускользнула от меня, да? — наклоняясь, я быстро целую жену, чувствуя её нежный отклик. У нашего поцелуя нет привкуса печали, который бывает каждый раз после посещения клиники, и, наверное, я уже каким-то шестым чувством знаю, что что-то изменилось. — Не хочешь посидеть? — киваю я на освобождающийся столик в полутёмном уголке.
— Народу много, я бы прогулялась, — пожимает Кэтти плечами.
Её непонятное приподнятое настроение передаётся и мне. Я вижу блеск в её глазах, но ещё не понимаю его природы.
— Что-то случилось на приёме у Эда?
— Что-то случилось, — кивает она, забирает свой стакан со стойки и свободной рукой передаёт мне мой кофе.
Я беру свой стандартный средний Флэт Уайт и переворачиваю стаканчик.
Дыхание слегка перехватывает.
Размашистым почерком бариста с подсказки Кэтти — на боку стаканчика написано «Папочка».
— Я так счастлива за нас, это чудо, — выдыхает Кэтти и тянет меня за рукав, чтобы я наклонился, а она поцеловала меня.
Конечно, я с радостью ей покоряюсь. Прямо сейчас и прямо здесь я ошарашен. Я ошеломлён. И её новостью. И своими ощущениями. Вкус губ Кэтти особенно сладок, и это вовсе не карамельный сироп из её латте.
— Сколько? — спрашиваю я.
— Примерно четыре недели, и ты знаешь, я это сразу почувствовала. Сразу почувствовала, что что-то не так, — её фраза звучит почти как песня.
Ошарашенные, мы выходим из кафе и обнимаем друг друга. Какая-то часть меня не верит, что это может быть правдой, а другая — ликует.
Кэтти утыкается лицом мне в плечо, и я понимаю, что она плачет.
— Если хочешь запереть меня на девять месяцев в больнице, я не буду спорить, Лиам, — бубнит она куда-то мне в рукав. — Я согласна. Пусть я лучше буду хрустальной вазой под наблюдением специалистов, чем всё окажется сном. Но вот как же Тони… я не могу его оставить.
— И не надо, — развеиваю я её сомнения, целуя в макушку, — не надо, милая.