Слабый стук сердца, качающего кровь по венам. Вдохи, наполняющие лёгкие кислородом. Больно. Очень больно. А кто сказал, что будет легко?
Кажется, куда-то несут?
— Это счастье, что её обнаружили. Могла бы тут пролежать, пока…
Эта неоконченная мысль со словом «пока» очень беспокоила Кэтрин. Пока что? Она не собиралась ничего с собой делать, просто хотела убежать подальше. Вот и неслась, не разбирая дороги. Теперь ей повсюду мерещился он. Вот и тогда на станции ей показалось, что она видела Чарльза. Виновника всех её бед. Он любил распускать руки, а потом напивался и приходил каяться. А она прощала, потому что с самооценкой, видимо, были проблемы. Хотелось быть взрослой и самостоятельной. Ага? Переехала к нему. Ага? Получи реальность. Ага?
Как она выдержала эти полтора года кошмара? Только потом случилось непоправимое, и она уже не смогла простить, а он разозлился, очень разозлился. Кажется, у него хобби такое было — доводить и вымаливать амнистию. Словно бы он испытывал её предельный порог. А за это простит? А за то? И она прощала до поры до времени.
На лицо опустилась кислородная маска, и сознание уплыло в чёрную дыру. Больше Кэтрин ничего не помнила до того момента, как очнулась в палате.
Сейчас, сидя в больничном саду Госпорта, она постепенно возвращалась к жизни и забывала то, что предпочитала никогда больше не вспоминать.
Стоял ранний апрель, и цветение буйствовало вовсю. Словно растения стремились переиграть друг друга, кто быстрее и красивее расцветёт и отцветёт. Но Кэтти не хотелось, чтобы окружающая её красота увядала. Ей нравилось это проявление новой жизни.
Калитка скрипнула, когда в садик вошли, и Кэтрин уже знала, кто это. Как-то так само вышло, что вот уже несколько дней подряд он сам собственноручно привозил её сюда. Когда предложение поступило в первый раз, она высмеяла его, каким это образом ей гулять? Но доктор Лиам Керр легко решил проблему. Собственноручно переместил её в кресло и привёз в сад.
Поначалу Кэтти была ненавистна вся эта красота. Ей хотелось видеть жизнь в уродливом свете, потому что так было легче свыкнуться с приговором. Но её мягкий нрав и натура любящая жизнь, несмотря ни на что, взяли своё. На то и был расчёт её персонального доктора.
— Ну, как ты? Нагулялась? — обратился он к ней. — Будем возвращаться?
Как-то так незаметно несколько дней назад их отношения перешли с официального тона в более дружеское русло.
— Посиди со мной? Тут так красиво, — улыбнулась Кэтрин. — Если не торопишься, конечно. У тебя была долгая смена.
Она прищурилась, смотря на него, потому что солнце светило ей прямо в лицо, и кивнула на скамейку рядом с собой. Когда Лиам привёз её в сад, она попросила переместить себя из кресла, да и физиотерапевт настаивал, что ей стоит начинать побольше двигаться.
— Да… смена долгая… — протянул Лиам, опускаясь на скамью и потирая глаза ладонями.
— Сколько часов подряд ты отработал? — Кажется, только сейчас Кэтрин заметила тяжёлую печать усталости на его лице. — Ты домой хотя бы на ночь ездил?
Он сидел рядом, крепкий, сильный, надёжный. Кэтти касалась его плечом и словно бы подпитывалась от него жизненной энергией, которой он щедро делился даже сейчас, когда его батарейка, кажется, была на исходе.
— Нет, — мотнул Лиам головой. — Я в свободной палате поспал. Мы тут все… так делаем, — усмехнулся он.
— Ммм? Зачем? Зачем так себя мучить?
— Да я не мучаю, — пожал он плечами. — Я просто молодой… ну, несемейный. Как думаешь, кому отдадут предпочтение, когда речь пойдёт о дополнительной смене? Но я не жалуюсь, ты только не подумай.
— Да, я ничего такого не подумала, — отмахнулась Кэтти. — Я знаю, что ты любишь дело, которым занимаешься.
— Очень.
Лиам уже как-то рассказывал ей об учёбе в университете, о своей первой практике, о том, как вопреки желанию отца, ушёл в медицину, не желая возглавлять семейный бизнес.
— А я и сказал отцу, пусть Лизи этим занимается. А он… так ей двенадцать… А я… так выйдет замуж и приведёт нового человека в семью. А отец был очень зол, долго говорил, что я его подвожу. Только я уже учился в Эдинбургском Университете и никуда уходить не собирался.
Они вообще много разговаривали. Кэтрин поначалу удивляла открытость Лиама, он не смущался, рассказывая о себе, и не увиливал от ответа. И эта его откровенность побуждала её к ответной откровенности.