Или как дедушка Наум к ним в отпуск приехал, он был военным инженером на Севере, не то в Мурманске, не то в Архангельске, на ремонте и заправке боевых судов, знаменитых английских “конвоев”, между прочим, тоже. Дед ещё что-то такое изобрёл, чтобы им дозаправляться прямо в море, платформы какие-то, ему патент выдали, может, он и сохранился где-то, этот патент…
Так вот, приехал дед к жене и дочке страшно исхудавший, “настоящий скелет”, и привёз им, вот не помню уже, материи какой-то или что-то из одёжки – и бутылку водки. Водка – настоящая, не самогон – во все скудные времена была валютой, и бабушка побежала на рынок сменять её на еду. Встала с ней где-то с краешку, а росту в бабушке Вере было примерно метр пятьдесят, и вот какой-то гад, сволочь, подскочил, бутылку выхватил – и бежать. Бабушка закричала, бросилась за ним, а он обернулся и ей: “Убью!”. И она испугалась, отстала… Горечь той обиды я странным образом ощущаю до сих пор.
А ещё в эвакуации – это детям не рассказывали, это мы уже потом узнали от мамы – к бабушке иногда приходили женщины. Даже из деревень окрестных приезжали, узнав, что по специальности она акушер-гинеколог. Предлагали муку, крупу – немыслимые богатства, чтобы только сделала аборт. Прокормить ещё одного ребёнка было невозможно, а уж если “нагулянный”, да муж в армии… Плакали, умоляли, но бабушка не соглашалась. Не из каких-то нравственных соображений, она к таким вещам относилась трезво, а из страха. Аборты были строжайше запрещены. “Не могу, – говорила, сама чуть не плача, – меня расстреляют или в тюрьму посадят, и что тогда будет с моим ребёнком?”
А в тот раз, ну когда я болела и канючила, мне бабушка рассказала, как возвращалась поздно вечером из госпиталя и мимо неё проехал грузовик – полный кузов ровных ржаных кирпичиков. Буханки хлеба! Он ехал небыстро, и бабушка ускорила шаг и всё смотрела ему вслед и думала: “Вот бы упала буханочка, вот бы одна упала! Я бы Жене принесла…”
– Бабушка! – завопила я в каком-то праведном ужасе. – Ты что?! Ты подняла бы хлеб с земли?
Бабушка смотрела на меня беспомощно и виновато. Сама ведь учила про микробы.
– Но я бы обязательно, – и она прижала руку к груди, – обязательно его обжарила бы на огне!
Не будет войны!
Для поступления в первый класс надо выучить стихотворение. Стихов я знаю наизусть целую кучу: все рифмованные строчки, что попадаются мне на глаза, выучиваются как-то сами. Остаётся выбрать, и мы с папой выбираем самое пафосное. Его читала вслух из какой-то своей книжки или тетрадки Татьяна Семёновна, воспитательница нашей прогулочной группы (Страстной бульвар, средняя аллея, третья скамейка от входа, что возле Пушкинской). Вот оно, это стихотворение, сидит в башке без малого шесть десятков лет:
Читаю я замечательно, звонко и торжественно, как пионеры по радио. Стихи мне ужасно нравятся: и начинаются с папы, и клятвенно заверяют, что войны не будет, не будет! Война закончилась за девять лет до моего рождения, закончилась, но никуда не делась, и я её, честно говоря, боюсь…
В общем, со стихами всё в порядке, только вот беда: автора мы не знаем. А если спросят?
– Не спросят, – отмахивается папа.
– Спросят – скажи: Татьяна Семёновна, – хохочет мама.
Она вообще была против этой новомодной английской школы, хотя английский очень любит и после Гнесинки училась ещё на вечернем в Инязе. Но в школу мама ходила рядом с домом, и все её одноклассницы жили поблизости. А эта довольно далеко, придётся ездить, да и кто меня туда примет, район-то не наш, и можно себе представить, какие там нужны связи.
Но папа всё-таки настоял на своём, ведь подумать только, специальная английская школа (их в том году впервые открыли, несколько штук на всю Москву), язык со второго класса и чуть не каждый день!
И мы отправляемся во Вспольный переулок. За углом, на Качалова, Дом звукозаписи, так что папа тут всё знает. В школе на первом этаже – столпотворение. Дети, родители, стулья, скамеечки с кожаными сиденьями и смешным названием “банкетки”, строгие тётеньки и лысый дядька-директор. Я нисколько не волнуюсь, это ведь не музыкальная школа (в которой я уже учусь). Ноты и клавиши – враждебная территория, а здесь царят родные мои слова-словечки…