Не забывай меня…
Аннотация:
Они жили по соседству. Лучшие друзья, не разлей вода. Каждому знавшему этих сорванцов казалось: вот она, настоящая любовь. Все были уверены - их чувства продляться на многие годы. Но судьба решила иначе. Вера заканчивала последний год в школе, потому как ее лучший друг перешел в девятый. Они были всегда вместе, пока Влад не влюбляется в девушку своего возраста. Что это? Ревность? Не может быть, ведь Вера старше Влада на три года! Разве возможно такое? Да! Но Вера пообещала, что никогда не признается в своих чувствах и дружбы достаточно. И все идет наперекосяк, пока Влад не признается в любви… Вере! В тоже время признается и своей девушке. Полная горя и отчаяния Вера решает порвать дружбу с Владом и никогда не появляться у него на глазах. Жить на одной улице, видеть его лицо с каждым днем становиться все тяжелее. Спустя пять лет, вернувшись в родной город, Вера знакомиться с человеком, давший надежду на счастье. Счастье ли?.. Эта история может произойти с каждым. Ведь каждый из нас не видит, что любящий человек совсем рядом. Нужно протянуть к нему лишь руку…
ПРОЛОГ
Посвящаю любящим сердцам…
Нижегородская область, город Городец
Наши дни
Все началось как обычно. Лежа на кровати завернувшись в одеяло, пальцами ног ощущая холодный воздух комнаты. Слушая за окном мелодию раздававшаяся с соседнего дома, я плакала. Плакала над своим прошлым, над словами мелодии, которые отчетливо отдавались в памяти на протяжении многих лет. Я любила ее, как и того, кто ее пел для меня. Кто поет ее сейчас…
В доме никого не было. Мама и моя сестра-близняшка давно уехали к родственникам в другой город, потому я могла плакать сколько угодно. Казалось, глаза давно высохли от слез. Было своего рода ритуалом плакать день и ночь, пока глаза не распухнут и не покраснеют, а сердце не отдаться гулкими ударами, над страданиями хозяйки.
Я загнала себя в угол. В место, где выхода уже нет, назад не вернуться. Ненавидела себя, само свое существование было противоестественным. Долгие годы скитаясь по разным городам и наконец не найдя успокоения в душе, я решила вернуться в дом. В место, где все началось, в надежде, что здесь все и закончится. Какой самообман. Моя боль – лишь малая толика наказания, какого я заслуживаю. Хуже чем наслаждаться его пением.
Тело всячески стремилось подняться с кровати, подойти к окну и махнуть рукой ему, человеку ставший для меня целым миром и которого потеряла навсегда.
Смахнув слезы, повинуясь зову тела, встала напротив окна. Прислонившись лбом к холодному стеклу, любуюсь им. Годы не испортили его, наоборот – он стал более мужественным. В годы, когда ему едва стукнуло четырнадцать лет, я заметила как меняются черты его лица: детская припухлость исчезла, заменяя ее резкими, правильными линиями. Он взрослел быстрее своих сверстников: голос стал низким и глубоким, обогнал всех в росте (я едва доставала ему до плеча). Иногда он говорил и рассуждал как взрослый мужчина и это меня пугало. Я боялась своих чувств, день ото дня становившихся сильнее. Сейчас я смотрела на него, наблюдаю, как он моет машину. Сущим наказанием стало, когда он снял рубашку и остался в одних джинсах, низко посаженых на талии. Пшеничные когда-то бывшие длинные волосы, сейчас коротко подстрижены и слегка прикрывали уши. Широкие плечи, сильные загорелые руки, с длинными пальцами.
Я улыбнулась, вспомнив его прикосновения. И в порыве горечи и обреченности, по старинке открываю створки окна, машу рукой, зная – никто не ответит. Ветер дует мне в лицо, волосы разметались по спине, где-то в комнате слышится мелодия нашей любви и прошлое, которого никогда не вернуть.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ДВЕРЬ В ПРОШЛОЕ
~ГЛАВА ПЕРВАЯ~
Нижегородская область, город Городец
Апрель
Шесть лет назад
Nights in white satin, never reaching the end,
Letters I’ve written, never meaning to send.
Beauty I’d always missed with these eyes before.
Just what the truth is, I can’t say anymore.
‘Cos I love you, yes I love you, oh how I love you.
Gazing at people, some hand in hand,
Just what I’m going through they can’t understand.
Some try to tell me, thoughts they cannot defend,
Just what you want to be, you will be in the end.
And I love you, yes I love you,
Oh how I love you, oh how I love you.
Nights in white satin, never reaching the end,
Letters I’ve written, never meaning to send.
Beauty I’ve always missed, with these eyes before.
Just what the truth is, I can’t say anymore.
‘Cos I love you, yes I love you,
Oh how I love you, oh how I love you.
‘Cos I love you, yes I love you,
Oh how I love you, oh how I love you.
Впервые я услышала эту песню, когда мне было одиннадцать лет. Молодая семья из трех человек переехала в соседний дом. Он находился напротив нашего и в тот день я почему-то была счастлива новым людям. Соседских детей у нас не мало. В любом соседском доме имелись по два-три ребенка, и скучно не было. Мы играли, резвились, доводя родителей до изнеможения, но нам все равно нравилось быть вместе. И тот день не стал исключением. Как обычно резвясь с ребятишками из красного соседнего дома, мы увидели под облаком пыли большую машину. Такие машины редко катались по улице и мы удивились. С открытыми от шока и благоговения ртами мы наблюдали, как из водительского места выходит высокий статный мужчина. Вслед за ним открывается задняя дверь и из салона выходит мальчуган лет восьми. Пшеничные волосы отливали белым золотом под летним солнцем, и казалось, словно над головой мальчика сиял ореол.
Из салона доносились слова песни на незнакомом языке. Мелодия медленная и таинственная закралась в душу. Я наблюдала за мальчиком, сжимая в кулачке горстку грязи. С Олесей Мироновой и Стасом Любимцевым мы собирались открыть свой «ресторан». Готовя «блюда» в импровизированных формочках для запекания. Маленькие глазки отливающие серебром в упор посмотрели на грязь в моих руках, и снова на меня. В глубине глаз что-то шевельнулось, мальчик не убирая пристального взгляда, игнорируя призывы родителей подбежал ко мне, ударил кулачком по моим пальцам и прошипел:
- Это бяка.
Конечно бяка. Какой ребенок будет играть в «ресторан» с настоящими продуктами. Но его голос…
- Дурочка, разве мама не говорит тебе – нельзя?
Я не знала что ответить. Слова мальчика были странными, непонятными.
Он понял, я не понимаю его слов ударил по руке еще раз и развернувшись, довольный шалостью, побежал к родителям. Я же удивленно любовалась своей рукой, не замечая окрика мамы. Казалось, отпечатки его пальцев остались навсегда на моих ладонях. Незабываемое чувство.
Слухи о новых жильцах улицы распространялись с небывалой скоростью. Из окна наблюдала, как большинство соседей приходят проведать, узнать, посплетничать об Имаевых в соседний дом – Марии Елышевой, ярой сплетницей и интриганкой. Скорость сплетней возрастала в геометрической прогрессии. Иногда мама приглашала к нам на чай Марию. Мне она казалось слишком яркой женщиной. Ее биография ничем не отличалась от любой другой женщины тридцати лет. Но что-то в ней было не так. Разведясь с мужем после двух лет брака, не забеременев после тринадцати попыток, отчаялась в жизни. Любой новый мужчина, появившись на нашей улице становился объектом ее обожания. Тогда я услышала первые слухи. Вещи, о которых в принципе ребенку слышать запрещено по всем канонам.
Что я узнала об Имаевых? Нет не так. Что я узнала о Владиславе Имаеве, восьмилетнем мальчике прославившись на страну победами в играх шахматы. Он был умен, очень умен. Я воспринимала Влада очень старым человеком, повидавшим многое в жизни. Мальчик с двух лет научился писать и считать. В три прочитал всевозможные книги. В четыре года Влад мог сконструировать модель реактивного самолета. Согласитесь, полнейшая глупость, приправленная ревностью болтливой соседки. Отец Влада приятной внешности. В нем всего понемногу: красота, обаяние, вежливость. Временами он приходил к нам по разным вопросам или поболтать с дядей Борей (он приходился родным братом маме) о «взрослых вещах». Один раз он пришел к дяде с кипой кассет в странной упаковке. Я не знала, что тогда они смотрели по видаку, пока мне не стукнуло семнадцать лет, и я не стала чуть ближе к самостоятельности.