Меня!
Спустя несколько секунд характерный звонок известил меня о новом смс-сообщении. Продолжая вести машину, я взял телефон.
И от удивления чуть не выпустил из рук руль.
Я ошибся в своих догадках!
Это не паршивый флик, гнавшийся за мной по пятам, а Офели. Теплая волна нежности накрыла меня с головой. Подросток из клиники «Сент-Антуан» прислала мне фото какого-то типа, вырезанное, как мне показалось, из модного журнала: стальной взор голубых глаз, сверкающий череп, белая рубашка с открытым воротником и плотоядная улыбка.
«Прямой потомок Цезаря», как гласил короткий комментарий под фото.
20 на 20!
Я невольно улыбнулся и вслепую, не замедляя хода, напечатал ответ:
«Слишком красив. Не доверяй внешности».
Офели ответила меньше чем через минуту:
«Дурак!
А ты где со своей рыжей милашкой!»
Мое сердце упало куда-то вниз.
Моя рыжая милашка.
Мона.
Мною завладело воспоминание о ее пышущем жаром теле, о том, как я прижимался к нему.
Теле, без сомнения, уже упрятанном в пластиковый мешок и сложенном в самом дальнем углу полицейской тачки, увозящей его в морг. Я с трудом удержался от желания вышвырнуть телефон в окно, взорвать криком ночную тишину, нажать на акселератор и направить «фиат» на первый же платан. В конце концов, я сунул телефон под задницу и сосредоточился на дороге: я подъезжал к Кану, который мне предстояло объехать стороной.
Около трех часов ночи «Фиат-500» въехал в деревушку Гранкам-Мэзи.
«Омаха-бич — дорога свободы», — гласили развешенные через каждые пару километров плакаты, приглашавшие совершить экскурсии в бункер и ямы от снарядов, на кладбища и в музеи, входившие в мемориальный комплекс, посвященный высадке союзников.
«Дорога свободы!» — звучало в голове. Забавное название для безнадежного побега.
Я припарковался возле церкви и развернул карту дорог Нормандии. Городок Изиньи-сюр-Мер находился в трех километрах от пляжа Гранкам-Мэзи, но я искал совершенно определенное место, а именно поселок Большие Карьеры, где, согласно полицейскому донесению, 26 августа 2004 года нашли тело Миртий Камю.
Мой палец остановился на искомой точке. Глядя на церковь, единственное освещенное поблизости здание, я выпил еще чашку наполовину остывшего кофе.
Странная церковь. Современная. Разрушенная до основания в сорок четвертом, а затем восстановленная на скорую руку: бетонный куб, сбоку вместо колокольни притулилась серая труба с прорезями-бойницами. Даже в Ла-Курнев церкви выглядели симпатичнее!
Даже в Ла-Курнев…
Внезапно меня пронзила безумная мысль. Словно кто-то спроецировал в мой мозг голограмму.
Я уже видел эту церковь!
На протяжении всего пути ко мне возвращались обрывки воспоминаний: название деревни Гранкам-Мэзи и канский пейзаж из живых изгородей и каменных домов, темные черепичные крыши и рекламные щиты, напоминавшие о высадке союзников в июне сорок четвертого. Моя память хранила их под колпаком из непрозрачного стекла.
Колпаком, который разбился вдребезги, когда я увидел эту церковь.
Я уже видел эту церковь. Очень давно.
Я помнил каждую деталь.
Лето. Как и все предшествующие годы, я проводил его в лагере в Клеси, в нормандской Швейцарии, возле Фалеза, в сотне километров от Гранкам-Мэзи. Восхождения, каноэ, пешие прогулки… Досуговый центр агломерации Плен-Коммюн посещали дети из Ла-Курнев, Обервилье и Вильтанеза, всего более пятисот детей и подростков, которых летом распределяли в десятки лагерей, разбросанных по всей Франции. Два таких лагеря находились в Нормандии: лагерь в Клеси, куда попал я, и на берегу моря в Гранкам-Мэзи. Я не любил море, но в тот раз аниматору из парусного лагеря понадобился свободный день. Он ехал на похороны бабушки или что-то в этом роде. Помню, он долго метался в поисках замены на этот день. Так как я уже имел некоторый опыт пребывания в летних лагерях, заменить его попросили меня. В тот день мне пришлось съездить в лагерь в Гранкам и обратно. Там не случилось ничего особенного. Купание в чертовой ледяной воде, стычка между подростками на пляже, новые назначения детских командиров. С годами неожиданная замена вылетела у меня из головы. Если бы не церковь, я бы никогда о ней не вспомнил.
Я закрыл глаза. Установить точную дату моего здесь пребывания невозможно. Раз купались, значит, дело было летом, Скорее всего, конец лета. Лет десять тому назад.