— Вы действительно раздаете не больше трех визиток в день?
Я сделал сконфуженный вид, словно ребенок, которого застали на месте шалости.
— Шутите! В некоторые дни я раздавал по нескольку сотен…
Она рассмеялась.
— Хитрец! А теперь самый главный вопрос. Они вам отвечают?
— Серьезно?
— Да…
— Примерно 80 %… Почти все после трех писем переходят к делу. Я спал с самыми красивыми девушками столицы, срывал цветочки с такой легкостью, словно являлся главой самого большого модельного агентства Парижа.
— Вы смеетесь надо мной?
— Возможно. Я обожаю сочинять истории.
Подняв свой бокал шардонэ, она выпила вместе со мной.
— Превосходно, Джамал. Счет ноль-ноль.
Она помолчала, а потом спросила:
— Если бы вы встретили на улице меня, вы бы дали мне визитку?
Я понял, что не должен отвечать слишком быстро, а потому воспользовался паузой, дабы обозреть каждый сантиметр ее кожи, рыжие отблески на скулах, тени от ресниц, падавшие на ее очаровательный вздернутый носик. Мона присоединилась к моей игре и, устремив взор на море, приняла позу, чтобы я мог восхититься ее профилем, а потом потянулась, выставив напоказ грудь.
Взвешивая каждый слог, я наконец решился ответить:
— Да. И в тот день вручил бы только одну карточку.
Мона покраснела. В первый раз я почувствовал, что она смутилась.
— Лжец! — наконец с трудом выговорила она.
Она искала способ сменить направление разговора. Набрав побольше воздуху, задала вопрос:
— А ваша… ваша нога… Это несчастный случай?
В сущности, она не слишком отличалась от всех остальных. Так же поддалась искушению. Мой ответ был готов. Уже много лет.
— Да. Станция «Порт Майо». На противоположной платформе ждала поезда самая красивая девушка, и я не мог не вручить ей карточку… Я прыгнул на пути, а в этот момент подошел поезд метро!
Она рассмеялась.
— Вот глупость! Но когда-нибудь вы мне расскажете?
— Обещаю.
— Вы странный тип, Джамал. Забавный, но лгун. Впрочем, я уверена, мне бы вы не дали визитку. Уверена, вам нравятся романтические женщины, роковые красавицы, мимолетные видения. Не такие непосредственные, как я. По-моему, вы ловите призрачные образы, коллекционируете их, как фигурки Панини. Но так вы вряд ли поймаете ту, которая вам нужна!
— Спасибо за совет.
Мона пожирала меня глазами.
— Извините, — раздался голос у нас за спиной.
За нами стоял Андре, держа в руках две порции «Плавучего острова». Сумев избежать цунами, он поставил их перед нами, а затем обратился ко мне.
— Джамал, ты говорил о самоубийстве. Это… случилось недавно?
Андре явно ничего не знал о трагедии сегодняшнего утра. Странно!
Я коротко изложил факты, умолчав о том, что нашел шарф «Берберри», зацепившийся за ограждение из колючей проволоки, а потом этот шарф необъяснимым образом оказался обмотанным вокруг шеи Магали Варрон. Чем дальше я рассказывал, тем шире открывались глаза Андре. Когда я умолк, переводя дыхание, хозяин «Сирены», белый, словно его скатерти, пробормотал:
— Твоя история напоминает мне…
Я опередил его.
— …историю насильника, убившего Моргану Аврил. Десять лет назад.
Андре медленно закивал в знак согласия.
— Я был здесь, — проговорил он. — В первых рядах! Девица Аврил умерла, можно сказать, под моим окном. Фестиваль «Рифф и Клифф» стал для меня настоящей каторгой. Я литрами готовил соус для мидий, тонны картошки-фри и кебабов, уставил столиками всю набережную. В тот вечер погода была хорошая, молодежь прибывала со всех концов страны. Первый и последний раз, когда в Ипоре устраивали подобное мероприятие.
— Понимаю.
Я не придумал лучшего ответа.
— Я не жалуюсь, — уточнил Андре. — После убийства моя гостиница не пустовала целых полгода. Журналисты, полицейские, эксперты, свидетели, адвокаты.
— Тогда это хорошая новость, — вставила Мона. — Смерть снова заполнит вам все номера!
Я не был уверен, что Андре оценит юмор Моны. И правда, он даже не улыбнулся, довольствуясь долгой паузой.
— Надеюсь, — наконец произнес он, — других не будет.
— Других чего?
— Других жертв…
— Одна жертва каждые десять лет. Однако у него развязаны руки.
Странным пустым взором Андре посмотрел сквозь Мону, словно вместо нее было пустое место, а затем взгляд его потерялся вдали, где-то между морем и звездами. Мне показалось, что он ожидал не столько неуместного юмора Моны, сколько сочувствия к его тревогам. Я повернулся к нему.