— Это запрещено, — произнес Ле Медеф.
— Что?
— Собирать ракушки. Запрещено! Есть плакат, он висит на посту спасателей, но все собирают… Полиция молчит. Это превосходит мое понимание…
Он поднял голос, быть может, в надежде, что его услышат собиратели ракушек.
— Если есть опасность, надо заставить уважать закон, а если опасности нет, нужно предоставить людям возможность спокойно собирать мидии… Но запрещать и не бороться с нарушителями — это же чистое лицемерие! Вы так не считаете?
— Не знаю… Я никогда не собирал мидии.
— Вы не считаете, что полицейские — лицемеры?
— Еще бы!
Я скривился, чтобы показать свое отвращение, но не к фликам, а от мысли, как можно совать в рот и есть скользких моллюсков, оторванных от камней, которых половину дня греет солнце. Моя гримаса вызвала у Ле Медефа улыбку. Отныне я решил про себя называть его «Ле Медеф», ибо, в сущности, его собственное имя более забавно, чем «Атаракс».
— Итак, капитан Пироз снова хочет говорить с вами? — спросил он.
— Увы…
— Впрочем, это логично… Здесь, внизу, мы с Денизой и отважным Арнольдом ничего не видели. Только разбившуюся девушку. А вы смотрели с балкона.
И он вновь воззрился на сборщиков ракушек.
— Только представьте себе, Джамал: вдруг случится отравление? И они все умрут. Или только один. Например, старик. Или мальчик. После того как они слопают начиненного бактериями краба. Здесь, между нефтеналивными судами и атомной электростанцией, такое вполне может случиться, это отнюдь не из области фантастики.
До нас долетали обрывки слов, которыми обменивались собиратели, находившиеся в пяти десятках метров от нас: дед и его два внука. Сапоги, желтые непромокаемые куртки, ведро с надписью «Хелоу Китти».
Нет, я не мог себе представить.
— Странное, однако, дело, — продолжал Ле Медеф.
Я понял, что он намекает на самоубийство Магали Варрон.
— Почему?
— Полагаю, капитан Пироз сказал вам. Понимаете, полицейские не считают это самоубийством. Малышку изнасиловали, потом задушили. Но ведь у вас несколько иная версия, не так ли?
Не успел я открыть рот, как он торопливо заговорил:
— Надо сказать, ваша версия меня удивила. Девушка добровольно прыгает со скалы. Знаете, я покопался в Интернете и нашел кое-какие сведения об этой Магали Варрон.
Приблизившись ко мне, он понизил голос. Теперь он обеими ногами стоял в промоине с соленой водой, однако ему, похоже, было наплевать.
— Я кое-что нашел. Правда, в это трудно поверить… У меня есть время для поисков, собственно, все дни в моем распоряжении.
— Как это?
— Я безработный, в разводе, сидел с детьми, они теперь учатся на другом конце Франции…
Черт! Я ожидал сведений о Магали Варрон, а он, приблизив небритое лицо к моему плечу, рассказывал мне свою жизнь.
— Я работал на АЭС «Палюэль». Квалифицированный инженер! Не так-то просто, особенно когда у вас, как у меня, есть экологическая жилка. Однажды, восемь лет тому назад, я все бросил и вложил средства в ветряные двигатели. За ними будущее! Моя жена согласилась, она тоже эколог, ну, во всяком случае, была им. Вначале все шло хорошо, я создал малое предприятие в Кане, даже нанял двух техников и одного коммерческого представителя, мы намеревались ездить по округе и продавать ветер здешним земледельцам… Никогда еще мое дурацкое имя «Ле Медеф» не звучало так весомо.
Переводя дух, он усмехнулся. Мне было не смешно. Запах его туалетной воды смешивался с брызгами волн. Голос его приобрел мелодраматические интонации. Немножко наигранные, но тогда я не обратил на это внимания. Я вспомнил об этом позже, гораздо позже.
— Неожиданно на рынок рванулись жирные коты, — нервно продолжал Ле Медеф, — Нордекс. Веолия. Суэз. Ровно в тот момент, когда закон запретил выдавать разрешения на установку ветряков в частных владениях. Теперь каждый столб устанавливался на основании результатов опросов и выяснения, какая от него польза для общества и не потребует ли его установка пересмотра градостроительного плана. Не стану долго расписывать, через полгода все мелкие хозяева словно растворились, а многонациональные корпорации разделили пирог. В итоге! Жена удрала с коллегой, занявшим мое место на АЭС. Я по уши влез в долги, чтобы платить за обучение моих мальчишек. Должен сказать, я до сих пор каждый месяц получаю напоминание об оплате своих займов и раз в год открытку от моих мальчиков.