«Опять напишут, что у нас тут целая деревня извращенцев».
Уверенными движениями девушка поставила ящики в шахматном порядке.
— «Горная долина» находится в трех километрах выше Нефшателя, по дороге на Фуркамон. Вы вряд ли пропустите вывеску «Гостевые дома Франции».
Когда я выходил из магазинчика, она угрожающе бросила мне вслед:
— Разговор с ней вам удовольствия не доставит.
По улице, ведущей к проулку, где я оставил автомобиль, шагали школьники, и мне пришлось идти за ними. Они шли по трое в ряд, избегая выщербленного тротуара, где выбоины превратились в моря, покрытые ледяной коркой. Ни один родитель не сопровождал их; можно было подумать, что родители забирали своих детей из школы только в хорошую погоду.
Меня это устраивало. Меньше свидетелей.
Подув на замерзшие пальцы, я открыл дверцу «фиата».
Рука застыла на металлической ручке, словно примерзла к ней.
На пассажирском сиденье лежал коричневый конверт.
Джамалу Салауи.
Чертов почерк, ставший почти родным.
Я тотчас вспомнил Мону. Она единственная, кто знал, что я поеду в Нефшатель… но она физически не могла находиться здесь! Где она раздобыла вторую машину? Как могла приехать раньше меня, когда я всю дорогу мчался, выжимая из двигателя все, на что он способен? Как могла проследить за мной, когда я всю дорогу пялил глаза в зеркальце заднего обзора?
Зачем ей играть в такую садистскую игру?
Я сел в машину, включил зажигание и прижал руки к вентилятору, согревая их.
Кто мог знать, что я припаркуюсь именно здесь?
Никто.
Кто мог бросить конверт на сиденье?
Кто угодно. Дверца автомобиля не запирается…
Несколько минут я сидел с включенной на максимум вентиляцией, направленной прямо в лицо, пока горячий воздух не стал обжигать мне кожу. Затем открыл конверт.
Дело Миртий Камю — Пятница, 8 октября 2004 года
Коммандан Лео Бастине в третий раз внимательнейшим образом перечитал факс бригадира Ларошеля.
Неизвестного в бейсболке «Адидас», подозреваемого номер один в деле об убийстве Миртий Камю, звали Оливье Руа.
Ему 21 год, он проживал в Морсалине, вместе с родителями, владельцами дома прессы в Валони. Совмещая работу с учебой, он изучал в Кане коммуникационные технологии в сфере культуры.
Собственно, вряд ли установление личности молодого человека, чей фоторобот висел в каждой районной жандармерии, стоило считать заслугой бригадира Ларошеля. Его родители, Моник и Жильдас Руа, 7 октября 2004 года явились в отделение жандармерии коммуны Валонь заявить об исчезновении сына.
Оливье был в кемпинге Изиньи-сюр-Мер, плавал возле островков Сен-Маркуф и загорал на пляже Гранкам-Мэзи одновременно с Миртий Камю. Без сомнения, он и есть тот самый тип, которого разыскивает полиция.
Родители объяснили, что смерть Миртий Камю необычайно взволновала Оливье, хотя они так и не поняли, почему. После сообщения о смерти девушки он надолго заперся у себя в комнате и выходил только для того, чтобы прогуляться в одиночестве. Вечером 6 октября 2004 года он вышел и направился в северном направлении, по бульвару Дюн, продолжением которого служит дорога на Сен-Вааст-ла-Уг. И больше не вернулся.
Коммандан Бастине был уверен, что ровно через тридцать семь часов преступника доставят к нему. Стремление Оливье Руа затвориться в четырех стенах можно истолковать как нежелание встречаться с полицией, его депрессию — как угрызения совести, а его бегство как признание.
На следующий день, около 18 часов, обвинение рухнуло, как карточный домик.
ДНК Оливье Руа не совпало с ДНК насильника!
Спустя час поступило еще одно сообщение: Оливье Руа не мог ни убить Моргану Аврил, ни быть незнакомцем с красным шарфом, которого видели зрители фестиваля «Рифф и Клифф». На уик-энде 5 июня 2004 года он вместе с тремя приятелями участвовал в фестивале искусств на улицах Биаррица, в девятистах километрах от Ипора.
Появление-исчезновение Оливье Руа разрушало версию Бастине. Но на всякий случай в течение нескольких недель полиция распространяла листовку «Внимание, розыск!». Срывала расплывчатые фотороботы и заменяли их фотографией Оливье Руа. Неубедительно.
Зачем тратить столько сил на розыски типа, который в лучшем случае может лишь выступить свидетелем?
Судья Поль Юго Лагард публично усомнился в методах Бастине, а затем направил просьбу в кассационный суд, чтобы его освободили от этого липкого дела, где стремительно вязла его карьера. Местные газеты закрыли тему. Судебные хроникеры сменили пластинку и принялись обсасывать историю рабочего из Мондевиля, совершившего самоубийство, надышавшись окисью углерода у себя в гараже вместе с женой и четырьмя детьми.