«А чьи, собственно, «пальчики» я надеюсь найти? — думал Фризе.— Не проверять же всех подряд работников «Харона» или гостей на трагическом юбилее Маврина?!» Даже получение отпечатков пальцев критика Борисова чревато серьезными осложнениями. «Наверное, так чувствует себя человек на минном поле»,— грустно усмехнулся следователь своим мыслям.
Негромкая милицейская трель прервала размышления Фризе. Телефонные звонки теперь не слишком его раздражали — не поленившись, он отвинтил у телефона дно и положил туда бумажную салфетку.
— Владимир Петрович? — спросил незнакомый мужской голос.
— Да.
— Это Волков из Переделкино.
— А, лейтенант,— Фризе вспомнил молодого милиционера, так кстати оказавшегося неподалеку от места, где на него напал бандит. Телефон до неузнаваемости изменил его голос.
— Узнал! — удовлетворенно констатировал Волков и тут же быстро добавил: — Звоню из автомата. Нужно встретиться. Есть для тебя информация.
— Где?
— Ты на машине?
— Куда подъехать? — вместо ответа спросил Фризе.
— К Киевскому вокзалу. Жду у выхода из метро на площади.
Минут через пятнадцать Владимир подъехал к вокзалу. У спуска в туннель было полно народу и ни одного милиционера в форме. Фризе остановил машину и стал внимательно вглядываться в лица. Два кавказца по-своему истолковали его взгляд и не спеша, с чувством собственного достоинства, двинулись к машине. Один уже взялся за ручку двери, когда появился лейтенант. В болотного цвета модной пуховке с сиреневым воротником он выглядел совсем как мальчишка. Фризе открыл дверцу.
— Э-э, дорогой, тебя только и ждали тут! — с ленивой угрозой сказал кавказский претендент на поездку.
Волков на секунду повернулся к нему и что-то негромко сказал. Наверное, что-то очень доходчивое,— мужчина отпрянул от машины, как ошпаренный.
— Какое петушиное слово ты ему замолвил? — спросил Фризе, отъезжая.
— Сказал, что «Жигули» не для него — машина не престижная. Ты далеко не уезжай, у меня через пятнадцать минут электричка.
Фризе выехал на Бережковскую набережную и остановился напротив Славянской гостиницы.
— Разговор-то у меня короткий,— Волков внимательно посмотрел на Владимира. Взгляд его серых глаз был пристальный, милицейский, и совсем не гармонировал с молодым приветливым лицом.— Но не хотел по телефону… Ты хорошо помнишь подробности? — Он не сказал, какие подробности, но Фризе понял, что лейтенант имел в виду.
— Еще бы! Да и вообще я памятливый.
— У нападавшего на руках были перчатки?
— Нет. По-моему, ты их вынул из кармана его куртки. Когда искал документы.
— Все точно. Так вот, теперь слушай внимательно: ни на ноже, ни на пистолете нет никаких пальчиков! И твой коллега из нашей прокуратуры утверждает: их и не было. Бандит «работал» в перчатках.
— Странно…
— Странно? — Фризе уловил сарказм в его интонации.— До того странно, что теперь нельзя установить, кто на тебя напал. А уж то, что это мужик тертый и в зоне не один раз побывал, у меня сомнений нет.
Не сомневался в этом и Фризе, но он не мог понять озабоченности лейтенанта.
— Нет «пальчиков» на оружии, но ведь есть сами пальцы?!
— Какие пальцы?! — взволнованно сказал лейтенант.— Ты что, не знаешь!? Труп пропал из морга!
Фризе присвистнул. Теперь ему стало понятно волнение лейтенанта. А ведь он сначала подумал, что Волков просто возмущен безалаберностью следователя, допустившего халатность.
— И как же он пропал?
— Как! Сопоставь это с исчезновением «пальчиков» с оружия…
«И вспомни, что ты занимаешься делом «Харона»,— подумал Фризе.— Ребятками, которые доставляют мертвых в морги и крематории».
— … А если хочешь узнать официальную версию — звони своему коллеге Эдварду Геннадиевичу Сушкину. Он тебе расскажет, как плохо у нас работают службы быта. Покойников иногда просто теряют при перевозке… Ладно, подкинь меня поближе к вокзалу. А то следующая электричка через час.
Фризе оглянулся на дорогу — машин поблизости не было, и он развернулся, нарушая все правила, переехав сплошную разделительную линию. Инспектор ГАИ у перекрестка засек нарушение, дал красный свет, вылез из своего «стакана» и пошел наперерез «Жигулям». К счастью, это оказался знакомый старлей. Фризе познакомился с ним, помогая однажды ночью догнать нарушителя, сбившего пешехода.
Увидев Владимира, старлей витиевато выругался:
— Прокурор, ты чего заставляешь меня дергаться?
— Тебе лишний раз пройтись не помешает,— улыбнулся Фризе.
— Извини, старшой,— сказал Волков.— Он меня к электричке подвез. На смену опаздываю,— лейтенант вытащил милицейское удостоверение, но гаишник даже не взглянул на него.
— Ты, прокурор, меня не забывай,— сказал он.— Я месяц в багажнике виски «Бурбон» вожу. Разопьем вместе. Помню, как ты страдал, что никогда не пробовал эту марку.
— Не иначе, как дипломата стопорнул,— восхитился Фризе.
Машины, скопившиеся на перекрестке, вдруг настойчиво загудели. Старший лейтенант погрозил им жезлом, кивнул Фризе и пропустил его к вокзалу.
— Ты сам-то что про всю эту историю думаешь? — спросил Владимир, когда Волков открыл дверцу и вышел из машины.
— Что я могу думать?! Это тебя касается, ты и думай.
Берта улетала в Женеву ранним утром. Фризе привез ее в международный аэропорт Шереметьево. Предстояло долгое стояние в очереди на регистрацию. Таможенный и паспортный досмотр отнимали почти столько же времени, как и сам полет. Зал ожидания производил странное впечатление: как будто на концерт всемирно известной рок-звезды продали больше билетов, чем вмещает зал, а звезда не соизволила прибыть и теперь боялись сообщить об этом собравшимся. Люди спали на чемоданах, на раскладушках, прямо на полу. Стояли вплотную друг к другу.
— Выпьем кофе? — Фризе с надеждой посмотрел в сторону кафе.
Там тоже колыхалось море голов. Владимир вспомнил свой первый студенческий полет в Америку. Они делали пересадку на американский «Боинг» в Амстердаме и таким же ранним утром очутились в зале ожидания. Фризе поразили не витрины Фришопа, не игральные автоматы, не красивые девушки за стойками регистратуры. Он с восхищением смотрел за стеклянную стену, отделявшую от общего зала просторный бар. Низкий черный потолок с глубоко запрятанными светильниками, красные кресла у столиков, длинная стойка, яркая мозаика бутылок, два бармена — один протирал бокалы, другой скучающе поглядывал в зал. За столиком — задумавшийся над высоким бокалом пива мужчина. Один! Один на весь бар. Это казалось непостижимым.
— Обойдемся без кофе,— сказала Берта.— Меня напоит и накормит авиакомпания, а ты вернешься домой и покейфуешь без меня, в одиночестве. Не забудь сварить геркулесовую кашу.
Берта уговорила Фризе пожить у нее. Он так и не рассказал ей про открытые замки в квартире и машине, но, похоже, она почувствовала неясную опасность. Любящим женщинам это иногда удается. И еще она ссылалась на обломанный ключ в замке собственной квартиры.
На свободном пятачке посередине зала они стояли, тесно прижатые друг к другу человеческим морем. Берта ждала, когда на спартаковском автобусе приедут «ее девочки» из команды и все время поглядывала на входные стеклянные двери. Фризе смотрел туда же. Неожиданно в потоке людей он заметил знакомую фигуру Грачева — руководителя малого предприятия «Харон». Серая модная кепка с помпоном, серое просторное, почти до пят, пальто из твида. В одной руке — небольшой черный чемодан, скорее похожий на сундучок, в другой — зонт. Этот зонт в морозный день свидетельствовал, что там, куда собрался лететь Грачев, дождливо и тепло. Он спокойно, словно нож масло, рассек толпу, что-то сказал девушке у стойки, затем, обогнув очередь, направился к пограничникам, проверявшим паспорта. И здесь у него все обошлось просто и красиво: подал офицеру паспорт, какую-то бумажку, которую офицер внимательно прочитал и с почтением пропустил Грачева на территорию, уже считавшуюся заграницей. Директор «Харона», которого Фризе предупредил не покидать город, улетел из страны.