«Предать забвению,— прошептал Фризе.— И оставшиеся в живых имеют право на милосердие».
От начальства Фризе вернулся в растрепанных чувствах. Открывая двери своего крошечного кабинетика, он пожалел о том, что пришел на службу. Лучше было бы в одиночестве посидеть дома. Подумать о будущем. Самым неприятным ему представлялось признаться сослуживцам, и в первую очередь Олегу Михайловичу, в том, что ни Генеральный прокурор, ни один из его заместителей не нашли времени его выслушать.
Ему повезло, что, поднимаясь к себе, он никого не встретил. Никто не поинтересовался результатами похода к начальству.
Фризе запер кабинет на ключ, снял пальто, достал из ящика старую обкуренную трубку и голубую железную банку. Когда-то в этой банке был табак «Морской кот». Табак давно кончился и Владимир засыпал в нее «Амфору» из жиденького полиэтиленового пакета. Впрочем, делал он это один-два раза в год. Ведь трубку, фирменную трубку «Дан-хил» с индивидуальным номером, полученную в наследство от деда Владимира Францевича, он раскуривал редко. Лишь в тех случаях, когда бывал чем-то сильно расстроен или озадачен. Когда требовалось предельно сосредоточиться. Как сегодня, например.
Неспешная процедура чистки трубки, осторожного набивания табака, раскуривание, удовольствие первых затяжек, облачко сизого дыма, плывущее в окно, настраивали на философский лад. Полулежа в кресле, вытянув под столом длинные ноги и положив их на стул, предназначенный посетителям, Фризе перестал ощущать себя пленником места и времени. Люди, о которых он думал, представали перед ним в своей реальности, становились более понятными их поступки и легче было проследить внутреннюю связь событий и поступков, о которых он подозревал, но из-за пестрой повседневной сутолоки не мог логично выстроить.
Выкурив трубку, Владимир педантично прочистил ее и снова набил. Но прежде чем закурить, сварил кофе.
Несколько раз свиристел проклятый телефон. Подергала ручку двери Маргарита, окликнула негромко:
— Владимир Петрович! Володя! — Постояла минуту и, не дождавшись отклика, ушла. Прислушиваясь к цокоту ее каблуков, Фризе подумал: наверное, она догадалась, что он заперся в кабинете — запах «Амфоры» и кофе выдавали его присутствие. «Шеф, небось, посылал,— решил он.— Обойдется. А Маргарита не выдаст».
Он пил кофе, пускал к потолку голубые колечки дыма и неожиданно понял, что делает это с большим удовольствием. Даже с наслаждением. Сплина как не бывало.
За час до окончания работы Фризе позвонил шефу.
— Я тебя разыскивал,— сухо проинформировал его прокурор.
— Я докладывал вашему помощнику, Олег Михайлович,— весело сказал Фризе.— Ходил в Генеральную прокуратуру. Зайти?
— Расскажешь завтра. Сейчас я уезжаю.
— Олег Михайлович, разрешите завтра на службе не появляться.
— Что еще случилось?
— Послезавтра должен положить Генеральному подробную записку о деле малого предприятия «Харон». Надо постараться. Возьму документы домой, поеду на дачу, напрягу серое вещество.
— Какие документы? — насторожился прокурор.— Ты что, взял дело у Тапочки?
— Нет. Я неточно выразился. Не официальные документы, а свои записи по делу. То-се…
— «То-се» обязан был передать Гапочке.
— Олег Михайлович, с каких пор следователь должен отдавать свои записные книжки?
Прокурор понял, что Переборщил, и спросил уже не так раздраженно:
— Генеральный тебя принял?
— При личной встрече я вам все досконально расскажу,— с вызовом сказал Фризе.
Прокурор молчал. Наверное, не находил приличных слов, чтобы отбрить зарвавшегося собеседника.
— Так как с завтрашним днем? — напомнил Фризе.
— На дачу, значит?
— Да. В одиночестве можно будет сосредоточиться.
— Хорошо,— неожиданно согласился прокурор и повесил трубку.
«Даже не попросил показать, что я там накалякаю»,— подумал Владимир. Позвонил Ерохину.
— Пробился к Генеральному? — в голосе Димы слышалось восхищение.— Поздравляю.
— Ну, не совсем к Генеральному…— уклончиво сказал Фризе. Не хотелось обманывать приятеля.— Но все же…
Пока Фризе рассказывал о том, что собирается завтрашний день провести на даче за составлением записки по делу о «Хароне», Ерохин несколько раз повторил: «Молодец!» По мере рассказа степень восхищения шла на убыль и последний раз слово «молодец» Ерохин произнес с осуждением.
— Шеф отдал тебе дело? — спросил он.
— Не знаешь ты моего шефа! Я его так разозлил, что он неделю будет мочиться кипятком. Но у меня есть заметки Покрижичинского, фотокопии записок Маврина и голова на плечах. Неплохая голова, между прочим.
— Пока есть,— согласился Ерохин.— Володя, почему бы тебе не пригласить меня? Ум хорошо, а два лучше…
— Два таких ума, как наши с тобой, будут мешать друг другу. Если кого и следует прихватить, то ласковую девушку.
— Ну, ну! Бог в помощь! Не забывай только про свои открытые замки. И про убийцу. Если бы ты взял с собой Большую Берту, а не ласковую девушку, было бы спокойнее. Я что-то забыл — твоя дача на Лесной улице? Дом пять?
— Не вздумай приезжать. Не пущу! Докладная Генеральному прокурору — дело нешуточное. Не хочу осрамиться. Чао.— Он набрал номер Покрижичинского. Майор тут же снял трубку, но по привычке молчал, дожидаясь, когда заговорит звонивший. Фризе слушал его шумное дыхание.
— Евгений Константинович, здравствуйте.
— Угу,— откликнулся тот.
— Это Фризе, из районной прокуратуры. У меня сдвинулись дела с интересующим нас заведением.
— Поздравляю,— без энтузиазма откликнулся майор.
— Я должен написать докладную Генеральному. Завтра засяду на даче за сочинение. Но это между нами. Иначе все может лопнуть.
— А что требуется от моей скромной персоны?
— Могу ли я в докладной использовать ваши заметки и сослаться на вас?
— В полной мере! — не задумываясь, ответил майор.— Говорю по слогам: В пол-ной ме-ре! Только все это — пустая трата времени.
— Дача у меня на Николиной горе. Если что-то новое придет в голову — телефон 541-15-45. Позвоните.
— Пустая трата времени и бумаги,— повторил майор.
Владимир зашел в приемную прокурора. Начальство отсутствовало. Обе двери — в комнату прокурора и его помощника — были распахнуты настежь. Маргарита — уже в шапке — подкрашивала губы, внимательно разглядывая себя в зеркало. Фризе сообщил ей, что завтра отсутствует — работает над срочными документами для большого начальства.
— Утром хоть поспишь подольше,— своеобразно отреагировала девушка на его сообщение.
— Я на даче рано просыпаюсь.
— Ты даже на дачу уезжаешь? Счастливчик! Взял бы меня с собой.— И, не дожидаясь ответа, Маргарита спросила: — Где твоя дача?
— На Николиной горе. Лесная улица, пять.
Маргарита посмотрела на Фризе с восхищением:
— Фешенебельное местечко! Живут одни академики. И как туда простой следователь проскочил?
— За взятки, лапочка, за взятки.
— Володька, не была бы я женщиной гордой, приехала бы без приглашения. Так давно на лыжах не каталась.
— Все у нас впереди.
Маргарита безнадежно махнула рукой и опять сосредоточилась на своем лице.
— Привет, лапочка.
— Нескромный вопрос: над срочными документами ты будешь работать в гордом одиночестве или вдвоем?
Приезд Маргариты не входил в его планы и Владимир промычал нечто нечленораздельное.
Фризе хотел известить еще одного человека о том, что собирается делать на даче в ближайшие сутки,— Германа Степановича Огородникова, но не смог придумать правдоподобного повода, чтобы позвонить ему. «Другого случая не представится,— размышлял Фризе.— Если моя авантюра провалится, через пару дней меня уволят без выходного пособия». Надежда была на то, что завтра писатель сам позвонит и поинтересуется в секретариате, почему телефон Фризе молчит.