— Да. Вы можете назвать имена тех женщин, с которыми ваш брат мог бы внезапно уехать…— Панин помедлил, подыскивая подходящие слова.— В путешествие.— Ему показалось, что собеседник растерялся.— Вы не беспокойтесь, Владимир Алексеевич. Все останется между нами.
— Я ведь не лезу в Ленькину жизнь. И на дачу он приезжает без меня. Так что…
— Но ведь с кем-то из них вы встречались? Из тех, что вы отнесли к экстра-классу?
— Встречался только с одной. С Татьяной Данилкиной.
— Понятно. А что знаете о других? Имена, фамилии?
— Не помню. Имена, может быть, он и называл, но я не запомнил. Так, общие слова: «славная козочка», «дусенька — все могусенька»…
«Ничего-то он тебе не рассказывал,— подумал Панин.— И приезжал сюда только с Данилкиной. Зачем только вы все напридумывали, гражданин Бабкин?» И весело сказал:
— Так! С девушками мы разобрались. Татьяна Данилкина из Ленинграда никуда не выезжала. О прекрасных незнакомках нам ничего конкретно неизвестно.
Бабкин посмотрел на капитана с вызовом и многозначительно усмехнулся. Как будто хотел всем своим видом показать: «Можете делать любые выводы. А мы-то знаем, да не скажем!»
— У меня еще один вопрос. Вы приехали на дачу позавчера вечером. А когда обнаружили в тайнике технику?
— Сразу же и обнаружил. Естественное желание проверить — все ли в доме на месте. А вас интересует, почему я позвонил в милицию только сегодня? По-моему, это так понятно! Я ожидал, что брат объявится. Одно дело — милиция, знакомые, другое — родственник. Не думаете же вы, что Лени нет в живых?!
— Орешников, наверное, в первую очередь дал бы знать о себе матери.
— Она на даче под Лугой. Там нет телефона. Значит, надо телеграфировать. А если он завихрился с кем-то? Зачем беспокоить мать? Он ее письмами не балует. Я рассуждаю логично?
— Логично, Владимир Алексеевич. Спасибо, что хоть позвонили.
Бабкин метнул на капитана сердитый взгляд:
— Честно говоря, я и сегодня не очень-то горел желанием вам звонить. Решил — приедет тетушка, сначала ей все расскажу. А что? Технику Леня сам привез. Это же ясно. Объявится он когда-нибудь! А утром услышал информацию в «Новостях» — чувствую, дело серьезное…
— Владимир Алексеевич,— перебил Панин,— как вы себе представляете эту операцию?
— Какую операцию? — насторожился Бабкин.
— По доставке к вам телевизора. Ваш брат ведь не тяжелой атлетикой занимается.
Бабкин засмеялся:
— Да вы хоть раз Леньку на концертах видели? Рост — сто девяносто, выносливость как у тигра. А столько двигается по сцене?! И в таком темпе! — Он перестал смеяться и добавил: — А телевизор, кстати, не такой тяжелый. Это на «Рубине» можно пупок развязать, а они умеют делать.
— Умеют. Но коробка необъятная. Нужны руки, как у орангутанга. Да еще коробку надо ставить на крышу машины. В багажник и в салон она не влезет. Да и машина нужна…
В это время на крыльце появился младший лейтенант:
— Александр Сергеевич, дело сделано. Что дальше?
— Придется товарищу Бабкину еще одну неприятность доставить.
— Замок? — догадался Никитин.
— Капитан! Зачем вам замок? Я читаю детективы — знаю, что, если открывать отмычками, остаются царапины. Но у Лени свои ключи! Такие же, как у меня.— Бабкин вытащил из кармана несколько ключей на связке и потряс ими перед Паниным.— Точно такие же. «Родственники», а не сделанные по заказу.
— Нам замок и нужен-то на несколько часов. Если хотите, младший лейтенант подежурит у вас это время. Для верности.
— Я еще побуду здесь,— нерешительно сказал Бабкин.— Но на ночь мне бы не хотелось оставаться с незапертой дверью.
Капитан посмотрел на часы:
— Сейчас половина второго. В шесть замок будет стоять на месте. Устраивает?
Бабкин промолчал. Он с тревогой смотрел, как младший лейтенант принес из комнаты свой кейс, достал огромную отвертку и пытался попасть ею в аккуратный крестообразный шуруп аблоевского замка. Старики-понятые внимательно следили за его манипуляциями.
— Подождите, подождите, молодой человек! — не выдержал, наконец, Бабкин.— Я вам дам отвертку поменьше.— Он стремительно сорвался с места и исчез в доме. Глядя на его кряжистую фигуру, Панин мысленно поставил их рядом: высокого, с львиной копной волос, с бесшабашным задором во взгляде, до предела раскованного Орешникова и собранного, настороженного, похожего на готового к бою бритоголового рокера Бабкина.
«Еще неизвестно, как держался бы Орешников, доведись ему стать на место двоюродного брата»,— подумал капитан, проводив взглядом Владимира Алексеевича, а он уже появился на крыльце с парой красивых отверток:
— Этой удобнее. А то разнесете мне замок к чертовой бабушке. А я человек небогатый.
Бабкин отдал отвертку Никитину и подошел к капитану.
— Так на чем мы с вами остановились?
— У вашего брата нет дачи?
— Ну, какая дача! Тетушка стара, а Лене дача противопоказана. Он человек непрактичный. Его дача рухнула бы уже через полгода. Абсолютная неприспособленность ко всякому хозяйству. Но вы, по-моему, остановились на том, что для перевозки аппаратуры нужна машина.
— Сказал. Таксопарки мы проверим, но Орешников мог взять «левака». Или попросить друзей.
— Могли, конечно, подвезти друзья, но мне бы сообщили. Круг хороших знакомых у нас не очень-то широк.
— А во время ваших гастролей брат не пользовался вашей машиной?
— Нет… Он…— Бабкин замолк, словно не зная, стоит ли откровенничать перед милиционером.
— Дал зарок? — помог ему капитан.
— Вы слышали?! Не то чтобы зарок, но дал себе слово за руль не садиться. А тем более за руль моей машины. Это ведь его «жигуленок».
Панин хотел спросить у Бабкина, где этот «жигуленок»,— рядом с дачей не было ни гаража, ни машины,— но сдержался. Что-то все время настораживало его. Капитан никак не мог понять этого человека. Не то Бабкин что-то недоговаривал, стараясь уберечь брата от милицейского глаза, не то очень умело бросал на него тень.
Младший лейтенант управился с замком в считанные минуты, упаковал его в полиэтиленовый пакет, уложил в кейс и довольно нахально показал Панину на машину, давая понять, что надо бы и поторопиться.
— А протокол? — спросил Панин.
— На столе. Понятые уже подписали. Теперь Владимир Алексеевич приложит ручку, а мы отправимся в путь.
— Да, да, мы бумаги подписали,— подтвердила Матильда Викторовна.— Первый раз вижу, чтоб мужчина так быстро печатал на машинке.
— Да, как пулемет,— сказал Утешев. Это были первые слова, которые он произнес за все время.
— Машинку где взяли? — удивленно спросил капитан.
— С любезного разрешения товарища Бабкина,— улыбнулся младший лейтенант,— в его доме.
— Да, да, пожалуйста! — согласно кивнул хозяин.— Она в комнате на маленьком столике.
Панин понял, что никакого разрешения Никитин не спрашивал. Сердито посмотрев на младшего лейтенанта, он вошел в дом, внимательно перечитал протокол, приготовившись внести свои поправки, но все было составлено безукоризненно. Даже запятой не пришлось поправить. Он подписал своей размашистой малопонятной подписью и дал Бабкину. Тот подписал, как показалось Панину, не читая.
— Вы бы хоть пробежали, Владимир Алексеевич,— недовольно сказал капитан.
— Я читаю с листа,— гордо ответил Бабкин.
Панин поблагодарил понятых.
— Желаю удачи,— приветливо улыбнулась Матильда Викторовна, а Утешев молча поклонился.
Садясь в машину, капитан спросил Бабкина:
— Прозвище Сурик вам ни о чем не говорит?
— Н-н-ет. У меня, правда, есть знакомый, Федор Суриков, но его даже в детстве Суриком не звали.
— Вы не звали, а у других, может быть, он проходил под кличкой Сурик?
— Нет! Он всегда был такой серьезный, даже в школе, что никакие клички к нему не приставали.
— А где он сейчас?
— Вы, наверное, его знаете! Федор Степанович Суриков, помощник прокурора города.
Никитин рассмеялся:
— Федот, да не тот!
— А почему вы спросили? — полюбопытствовал Бабкин.