— Александр Сергеевич,— капитан протянул парню руку.
— Ольховский,— ответил «пупсик» на рукопожатие и склонил голову набок. Не хватало только еще услышать: «Чем обязан?» Панин вспомнил, что видел такой жест в каком-то фильме.
— Ребята, нужна ваша помощь,— Панин окинул взглядом комнату. Кроме тахты, сидеть было негде.— Сядем рядком…— Он вынул из кармана удостоверение, протянул Геннадию. Тот осторожно взял его и с нескрываемым интересом прочел. Капитан понял, что милицейское удостоверение парень держит в руках впервые.
— А-а что мы сделали? — спросил он, возвращая удостоверение Панину.
— Пока еще ничего, но сейчас сделаете.— Он опустился на край тахты.— Садитесь, садитесь.— Он посадил их так, чтобы видеть сразу обоих.
— Как вы относитесь к Орешникову?
— К певцу? — спросил «пупсик».
— А к кому же еще! — сердито сказала его подруга.
— Может быть, к нашему начальнику смены?
— Гена, не устраивай цирк,— одернула Зина.
— Вы знаете, что Орешников пропал?
— Да. Чего только не рассказывают! — Зина взяла инициативу в свои руки, но, похоже, ее приятеля это вполне устраивало.
— Вы последние, кто видел певца.
— Мы?! — хором воскликнули молодые люди.
Капитан коротко рассказал им о том, как исчез Леонид Орешников.
— А теперь задачка на внимание: с кем разговаривал певец, пока вы находились на съемочной площадке? Перед тем как он сел на велосипед?
— Ой! Мне показалось, что все там плохо к нему относятся. Оператор заявил, что у Орешникова свидание. Еще один противный мужик, похожий на козла, сказал, что он раздает за углом автографы.
— Точно! — подтвердил «пупсик».— Мне этот Ленчик до лампочки! Не люблю кривляк, но киношники ему все косточки перемыли. И главное — за его спиной!
— Ребята, а что было до его отъезда? — нетерпеливо сказал Панин.— Кто с ним разговаривал?
Зина и «пупсик» посмотрели друг на друга.
— Высокий седой мужик. Похоже, самый главный,— сказал парень.
— Режиссер,— уточнила Зина.— Говорил что-то о кинопленке, но тоже раздраженно. Потом «козел» подходил. Передал Орешникову какую-то штуковину. Я не разглядела. А Леня сказал: «Мерси боку!» — и поднял ладонь.
— Большую, маленькую штуковину передал? — напрягся капитан.— Может быть, записку?
— Что-то небольшое. Во всяком случае, не конверт. Леня свой плащ отогнул и положил штуковину в карман «варенок».
— А что сказал «козел»?
— Не расслышала.
— Подходила одна симпатичная девушка,— добавил Геннадий.— Вот она передала Ленчику записку.
— Ты хорошо видел записку?
— Конечно.
— Он хорошо видел эту симпатяшку,— с вызовом сказала Зина.
— Что сделал Орешников с запиской? Прочитал?
— Прочитал. А потом скомкал и бросил.
— Молодцы, ребята! — порадовался капитан.— Кто еще разговаривал с певцом?
— Пестро-клетчатый! — сказал Геннадий.
— Оператор,— опять уточнила Зина.— Наверное, анекдот рассказал. Очень они смеялись. Особенно сам оператор. И еще один подходил. Совсем мальчишка. Он, по-моему, что-то с великом делал. Вот разговаривал с Орешниковым или нет — не заметила. Велосипед отдал и ушел.
— Этот пацан потом в кабину автомобиля залез,— вспомнил «пупсик».— Я еще подумал: хорошо бы и мне туда — покемарить. Мы с Зинаидой Илларионовной всю ночь глаз не сомкнули.
— И ты об этом очень жалеешь? — с укором посмотрела на Геннадия Зина.
— Вы могли бы парнишку узнать?
— Конечно,— кивнул Геннадий.— Пацан клевый, весь в фирме.— Жаргонные слова прозвучали у него фальшиво, и Панин улыбнулся. Спросил:
— Ты где, товарищ Ольховский, учишься?
— Работаю, товарищ следователь. Работаю в поте лица на фабрике Урицкого.
«И как это ему удается на табачной фабрике сохранять такой цвет лица?» — подумал Панин. И еще подумал о том, что, хоть и рассматривал «пупсик» его служебное удостоверение долго, ни имени, ни фамилии не запомнил. Наверное, от волнения.
Когда он ехал в управление, у него было сильное желание завернуть на Дворцовую площадь. Поискать у подножия Александровской колонны записку, выброшенную Орешниковым. Но прошло уже столько дней, а Дворцовую площадь, не в пример другим площадям и улицам, все еще хорошо убирали. Да и балтийский ветер задувал последние дни довольно резко. И еще ему вспомнилась старинная песенка, которую иногда напевает отец: «Меня еще с пеленок все пупсиком зовут, когда я был ребенок, я был ужасный плут». Мать не раз, смеясь, рассказывала Александру, что в детстве, укачивая его по ночам, отец напевал эту песенку вместо колыбельной.
Едва Панин вошел в кабинет, раздался телефонный звонок. Приятный женский голос осведомился:
— Это товарищ Панин?
Получив подтверждение, женщина сказала:
— Вас беспокоят из Ленконцерта. Алла Борисовна Рыжова. Товарищ Семеновский адресовал меня к вам по поводу Леонида Орешникова.
— Вы не могли бы дать свой телефон? — попросил капитан.— Я вам перезвоню, а то что-то плохо слышно.— Он всегда прибегал к таким, как говорил Семеновский, «деревенским хитростям», если хотел проверить звонившего.
Алла Борисовна продиктовала ему номер, и через минуту Панин снова услышал ее приятный голос.
— Рыжова слушает.
— И что же вы хотели узнать, Алла Борисовна?
— Через пять дней Орешников должен ехать на гастроли за границу. Вы найдете его к тому времени?
Панин чуть не подскочил со стула.
— А разве полковник Семеновский не сообщил вам точную дату, когда мы найдем певца?
— Не-е-т. Он сослался на вас— В голосе Аллы Борисовны появились нотки сомнения.— Вы не подумайте, что я…— она замешкалась, не находя нужных слов.— Но поймите и нас! Если Орешников не найдется, Ленконцерту придется платить громадную неустойку. В валюте. Откажись мы сегодня — неустойка была бы меньше.
— А если Орешников найдется, но безголосый?
— Вы шутите, а для нас это трагедия,— сказала женщина упавшим голосом.
«Обойдетесь,— подумал капитан.— Вот для Орешникова и для его близких это действительно трагедия».
— Так что же нам делать?
— Оповестите всех заинтересованных лиц, что Леонид Орешников на гастроли поедет,— сказал Панин. Ему неожиданно пришла в голову шальная мысль: если эта Алла Борисовна раззвонит по всему Ленконцерту ответ милиции, то, глядишь, и до преступников дойдет информация. А если дойдет, они непременно встревожатся. А когда людей охватывает тревога, они делают ошибки.
— Правда? — обрадовалась Рыжова.— Значит, у вас есть уверенность?
— Алла Борисовна, я и так сказал вам слишком много. Превысил свои полномочия.
— Понимаю. Спасибо вам большое. До свидания,— представительница Ленконцерта повесила трубку в самом радужном настроении.
«Семь бед — один ответ,— подумал капитан.— Семеновский сам виноват: сказал бы дамочке все что положено в таких случаях».
Чем больше сведений получал капитан в ходе расследования, тем сложнее выглядело дело. Открывались все новые и новые обстоятельства, а движения вперед не было. Сплошные вопросы без ответов.
Что за катавасия произошла с видеотехникой? Татьяне Данилкиной Орешников сказал, что ее украли. Но в милицию о пропаже не заявил. Почему? Его двоюродный брат нашел видик и телевизор на своей даче в тайнике. Кто их туда положил? Сам Орешников, как считает Бабкин? Воры? Это должны были быть уж очень осведомленные воры. Не хотели ли они бросить тень на Бабкина? И опять — почему?
«Потому что потому, окончание на «у»,— пришла Панину на ум детская присказка. Он улыбнулся. Да, стоило только начать вспоминать…
Кто передал певцу информацию о том, что его ждут за углом здания Морского архива? Осветитель Рюмин? Любовница режиссера Рита Скворцова? Или кто-то третий? А кто похитил обрывок киноленты с изображением «мужчины с портфелем»?
Составленный Паниным фоторобот мотоциклиста, рыскавшего по квартирам на улице Халтурина, уже разошелся по милицейским службам города. Рано или поздно он выведет на оригинал. Но если поздно… Капитан даже не хотел думать об этом.