Я моргаю еще раз.
— Спасибо, Трой. — Машу конвертом. — И спасибо за письмо.
Он смотрит на мою испачканную пижаму и прочищает горло.
— Мне нужно идти.
Парень спешит обратно по тропинке, оглядываясь через плечо. Хорошо. Я вызвала у него подозрение. Впервые в жизни я хочу, чтобы кто-нибудь распустил обо мне сплетни. Все, что ему нужно сказать, это то, что мой ребенок родился, а я дома истекаю кровью. Должно быть, он также видел мои красные, опухшие глаза.
Я уверена, что как только он сообщит эту новость, люди начнут прогуливаться мимо моего дома, движимые любопытством. Шансы, что меня услышат, если я закричу, будут выше, и если Трейси увидит множество людей, снующих мимо, она может дважды подумать, прежде чем стрелять в меня, из страха, что кто-то может услышать выстрел.
Хотя это кажется маловероятным, но среди всех них может найтись добрый человек, который вырвется из толпы ненавистников и придет проведать молодую маму, которая рожала дома и, возможно, одна.
Поскольку Рут не удосужилась прийти и проведать меня целых два дня, теперь я убеждена, что она против меня. Должно быть, она одна из марионеток Трейси. Не поэтому ли она вдруг притворилась доброй ко мне? Было ли это для того, чтобы она могла стать шпионом Трейси? Она ненавидит меня так сильно?
Краем глаза я вижу, как Трейси жестом приказывает мне закрыть дверь.
Как только дверь закрывается, Трейси выхватывает у меня конверт.
— Что это? ― спрашивает она. — О, я знаю, что это такое.
Она засовывает пистолет в задний карман и приказывает мне вернуться на кухню, чтобы закончить завтрак.
Пока я ем, надеясь, что она выпьет сока, она открывает конверт. На ее губах играет улыбка.
— Умница. Ты решила заказать тест в другой лаборатории. Как жаль, что твой муж не сможет узнать, что он отец. Ты, должно быть, была напугана, услышав тогда те результаты. Твой муж был раздавлен. — Она бросает лист на стол. — Должна сказать, мне будет не хватать игр с твоим разумом. Было так весело наблюдать, как ты шарахаешься от своей тени. Наверное, мне придется вернуть арендованный «Ниссан» и избавиться от накладной бороды. О, если ты не догадалась, я украла деньги из твоей сумочки в тот день, когда ты впервые пришла ко мне.
Теперь у Трейси такой отстраненный взгляд, как будто она больше не здесь.
— Ты вытирала гель со своего живота и понятия не имела, что я задумала. Я нанесла на тебя достаточно геля, чтобы занять тебя на какое-то время.
Во мне кипит гнев. Я хочу протянуть руку и задушить ее за все, что она со мной сделала. Если бы я была здесь одна, без ребенка наверху, я бы, наверное, так и сделала.
Закончив есть, я остаюсь сидеть на стуле. Я боюсь оказаться взаперти.
Она берет стакан сока и подносит его к губам.
Я задерживаю дыхание.
«Выпей его!» ― кричу я про себя.
Разочарование обрушивается на меня, когда она снова ставит стакан на стол.
Она что-то подозревает? Может ли она читать мои мысли?
— Чего же ты ждешь? Ты и так пробыла здесь долго. Пора вернуться наверх. Ты больше сюда не вернешься. Даже не проси.
Глава 47
Каждый шаг вверх по лестнице — настоящая пытка. У меня такое чувство, будто на животе расходятся швы, по вискам стекает пот. Я даже не хочу знать, что происходит с моим разрезом. Откуда мне знать, что Трейси правильно провела хирургическую процедуру? Она солгала о том, что она гинеколог. Что, если она еще и солгала о том, что она хирург?
Трейси вынуждает меня продолжать движение, сильнее вжимая ствол пистолета в мою поясницу. У меня возникает искушение встать как вкопанная не потому, что не хочу подчиняться ей, а потому, что мое тело медленно теряет силы двигаться дальше. Я знаю, что до вершины осталось всего несколько шагов, но мне не помешало бы отдохнуть.
Разум умоляет сдаться, но это не вариант. У меня нет желания умирать. Если умру, я даже не хочу думать о том, что она сделает с моим ребенком. Что, если она выместит зло на ней?
Сжимая вспотевшей ладонью перила, я продолжаю путь.
— Чего так долго?
Не могу поверить, что у нее хватает наглости спрашивать меня об этом, ведь она прекрасно знает, какую боль я, должно быть, испытываю. Стискиваю зубы, подавляя желание наброситься на нее.
К тому времени, как мы достигаем вершины лестницы, мое дыхание становится прерывистым, неглубоким, все мое лицо покрыто потом, который теперь капает со лба мне в глаза. Я приваливаюсь к ближайшей стене, задыхаясь.
— У меня нет времени на это.
Трейси машет пистолетом, подкрепляя каждое слово.
— Пошевеливайся. Мне нужно собрать вещи.
От слез и пота у меня щиплет глаза. Я смахиваю их тыльной стороной ладони.
— Ты не можешь забрать моего ребенка. Пожалуйста, не надо.
— Ты настолько тупая, что не можешь воспринимать простую информацию? — Она зажимает переносицу. — Она не твоя. Поняла? У тебя никого нет. Чем раньше ты это поймешь, тем лучше.
— Пожалуйста, позволь мне пойти и покормить ее. В прошлый раз ей не хватило молока. Она плачет.
Трейси мгновение колеблется, затем запускает руку в волосы.
— Ладно. Быстрее.
Она хватает меня за руку и оттаскивает от стены.
Я кричу одновременно с моим ребенком. Трейси игнорирует мою боль. Она толкает меня в сторону детской.
Увидев глаза своего ребенка сквозь щели между столбиками кроватки, я забываю про боль.
Хромаю к кроватке и стою там, не в силах вытащить малышку. Трейси отталкивает меня и делает это за меня.
Я сжимаю зубы и опускаюсь в кресло-качалку рядом с маленьким круглым столиком с радионяней. На детском блоке мигает маленький зеленый индикатор. Родительский блок отсутствует. Я предполагаю, что он у Трейси. Когда я видела его в последний раз, блок лежал в коробке. Единственное, что я достала из коробки — это инструкция по эксплуатации, которую прочитала несколько раз.
Я убираю руки от живота. Они измазаны кровью. Что, если никто не придет спасти меня, и я истеку кровью? Трейси даже не обращает внимания на мою окровавленную пижаму, протягивая мне ребенка — моего ребенка.
Желание поцеловать макушку малышки настолько сильное, что у меня перехватывает дыхание, но один взгляд в сторону Трейси, и я отказываюсь от этой мысли и вместо этого сосредоточиваю взгляд на стене.
Мой ребенок сворачивается у меня на руках, ища грудь. Я даю ее ей и закрываю глаза, чтобы насладиться этим моментом спокойствия, прежде чем меня его лишат.
В темноте своего разума я пытаюсь найти способ спасти малышку. Секунды идут, и я принимаю решение. Я не позволю Трейси снова запереть меня. Завтра она планирует уехать с моим ребенком. Мне нужно предпринять что-то сегодня.
Трейси опускается на пол по одну сторону двери, ее взгляд и пистолет направлены на меня и ребенка. Она выглядит уставшей. У нее под глазами появились темные круги.
Никто из нас не говорит. Единственный звук в комнате — это звук того, как ребенок сосет молоко.
«Думай, Кейтлин. Сделай что-нибудь. Что угодно».
Что, если я переживу это испытание? Что, если каким-то чудом мы с малышкой выберемся из этого дома живыми? Как мне убедить кого-либо в том, что это Трейси совершила преступление в Корлейке и что я невиновна? У меня нет абсолютно никаких доказательств, которыми можно было бы очистить свое имя. Все еще есть шанс, что я окажусь за решеткой и оставлю свою малышку без матери.