Разумеется, разумеется, в конце концов, мы с вами взрослые люди, разумеется, каждый должен отвечать за свои поступки и за все возможные последствия, даже если не получается прогнозировать. Сколько можно болтать, в конце-то концов, да, не стоило, право же, не стоило, раз настроения нет, какая все-таки гадость этот этиловый спирт, когда его применяют не по назначению. Хрен вас всех разрази, да-да, разумеется, что вы, что вы, никоим образом, в высшей степени и даже еще более того, совершенно верно, Толь, я думаю, что в данном случае, равно как и во всех прочих случаях, что-то я не то говорю, возьмет ведь и не так поймет, как надо, а так, как я имел в виду, а зачем ей знать, что я имею в виду? Правильно, правильно, да-да, разумеется, нет, уж повертьте мне, Толик сюда дорогу не найдет, звонить мне будет, очень мне это надо, всего доброго, до свидания, до свидания, счастливо.
Уф-ф-ф! О-о-ох! Ур-р-ра! А также виват, банзай и глория, как хорошо-то, ладно, посуду отрок вымоет, нечего ему, не будь он мужчиной и свободнорожденным, до чего же мерзкая штука эти человеческие отношения, как бы это бы без них бы, это, правда, тоже грех, ну да ладно. Ибо большой грех есть большой грех, а малый грех есть малый грех (пример повреждения в уме, которое ведет в рай), сказала она, и дай малость передохнуть, отрок. Мой сэнсэй похож немного на пророка и на бога, на святого, на святошу и на всех блаженных тоже! Детская песенка, но что-то я совсем на божественном замкнулся, чего бы это поземнее, черт побери меня, ей-богу! "Однажды Бог, восстав от сна, курил сигару у окна", а милая история Толику приснилась насчет рождения Юпитера, даже не ожидал, что он еще может, хотя чего там, нормальный Толик, при такой жене кто не растеряется, это ведь любого тигра пошибче. Нормальный парень, и нормальные сны ему порой снятся, потому что сны-то он заведомо смотрит без корысти.
Да, почему, собственно, мне это понравилось? Не все ли равно, кто там кого от кого и в какой последовательности породил? Ну, допустим, не так уж все равно, приятно с придворного стиля соскользнуть на бурлеск и гротеск, но это так, между прочим. Далее, естественно предположить, что в любом сообществе относительно разумных существ, коль скоро оно не имеет готовой технологической базы, должны в первую очередь быть индивидуумы, занятые делом (созданием, стало быть, оной базы), а уже потом совокупительные администраторы (может быть, те же индивидуумы перейдут от продуктивной деятельности к репродуктивной, но ведь не сразу же!) Так и запишем.
Традиционная практика истолкования олимпийской ситуации дает нам многочисленные примеры того, как различия в стиле жизни, обусловленные превосходством олимпийцев над смертными в технологическом и интеллектуальном отношении, оставались вне сферы интересов смертных, что приводило, как правило, к совершенно ошибочным толкованиям.
Так, представляется очевидным, что главенство олимпийской бюрократии, совершенно оторванной от производственных процессов, могло быть возможно лишь в случае существования на Олимпе тоталитарной государственной системы в виде, предположим, автократического зевсизма. С другой стороны, не исключая возможности существования в олимпийских условиях каких-то примитивных протогосударственных образований, мы тем не менее едва ли можем себе представить осуществление тоталитарной власти в условиях бессмертия как властителя, так и подданных.
Следовательно, остается либо принять без каких бы то ни было доказательств существование на Олимпе некоего фактора, существенно сдвинувшего неустойчивое равновесие богов в сторону Зевса, либо же усомниться в объективности традиционной трактовки олимпийской ситуации.
Поскольку автор всегда склонялся ко второй точке зрения, он с удовольствием предлагает вниманию читателей текст микропленок, обнаруженных недавно на вершине Олимпа и представляющих собой несколько беллетризованный дневник одного из богов, явно относящийся к олимпийской эпохе.
Так-так, теперь опошлим олимпийские идеалы, нам идеалы опошлять не впервой. Будет у нас диспетчер, будет инженер-кибернетик, а при них большая, почти универсальная, очень старая и в высшей степени капризная машина марки "Терра", с помощью которой создается мироздание - боже, какая проза!
Давно уже мне не приходилось видеть диспетчера в таком состоянии. Взор его был воистину страшен, с кончиков пальцев стекали заряды (я даже на всякий случай заэкранировал пульт), в воздухе пахло озоном и нецензурными словами. Диспетчер подошел к пульту и с аккуратным вздохом повалился в кресло.
Вероятно, произошло нечто существенное, из ряда вон выходящее, даже опасное. Впрочем, сегодня с утра все было спокойно, а диспетчер имел обыкновение чуть не каждый день прибегать с очередной проблемой. Я подошел к кофеварке.
- Лечиться тебе надо, - задушевно пробормотал диспетчер. Помнится, именно в тот раз я не выдержал. Я налил кофе, вернулся к пульту и подробно разъяснил, что невежливо слишком часто повторять одно и то же, что с таким же успехом он мог бы сказать и "добрый день", что, в конце концов, это ведь мое личное дело. И личная нога!
- И вообще, Гелий, если ты диспетчер, это еще не основание досаждать мне, когда я работаю и у меня рабочее настроение. Ну, если, понятно, не случилось чего-то...
- Случилось, - диспетчер вновь красиво вздохнул. - "Терра" барахлит.
Да, барахлить "Терра" умела, ну и что? Я тут не виноват: не я ее придумал, не я довел бедняжку до столь жалкого состояния - если только для нее это жалкое состояние. Может, так и должно быть, не знаю, право же, не знаю. И диспетчер не знал. Не мы, в конце-то концов, творили этот мир, который, в сущности, сделан не так уж плохо - с точки зрения вечности, понятно.
- Да ну? - только и сказал я.
Я очень надеялся, что Гелий не станет требовать, чтобы я немедленно починил "Терру": у меня были дела, понятные и приятные дела, а чинить "Терру" я мог лишь сугубо эмпирически. И, само собой, не могло быть уверенности, что после такой починки "Терра" станет лучше. Разве только и впрямь нечто серьезное... Это было не исключено: "Терра" уже показала нам к тому времени, что способна на крупные гадости. Но перед крупными гадостями дрожала земля, что-то непотребное творилось с атмосферой и даже с околопланетным пространством. А в тот день, повторяю, все было тихо.
- Ты соединись с "Террой", - сказал диспетчер, - и посмотри задание на сегодня.
Я соединился и посмотрел. Текст задания был разборчиво набран понятным и привычным шрифтом, но задание ни в коей мере не было ни привычным, ни хотя бы понятным.
- Твоя работа? - поинтересовался я.
Гелий кивнул. Можно было и не спрашивать: Гелий не мог сочинить такую чушь, но никто другой не способен был вообразить и тысячной доли того, что мог выдумать Гелий.
- Помнишь, вчера мы решили, что нам не помешал бы хороший информист?
Был такой разговор. И не помешал бы, конечно, информист - при такой-то "Терре", - но задание менее всего напоминало задание на информиста. Хорошего тем более.
- Я составил задание, - он протянул мне пленку.
Там был хороший информист. Я ничего не имел против того существа, которое было записано на пленке. И "Терра" вполне могла это существо сотворить.
- И что же?
Гелий лаконично дал понять, что не знает. Задание было принято, а потом вдруг полез невесть откуда взявшийся посторонний материал. Такие фокусы были совершенно в духе "Терры", так она шалила чуть не каждый день, выдавая порой немыслимых уродцев.
- Пусть себе, - сказал я.
Ведь Энки рассказывал, что у них машина позволяла себе и не такое: он был якобы даже вынужден раздобыть учебник по первобытной психологии, чтобы общаться с многочисленными порождениями. Но у него все обошлось, так, может, и у нас обойдется.
- Если она это сделает, - сказал диспетчер, - мы пропали. Ты погляди внимательней!