Одноногий скрытно вынес из промышленной зоны в жилую свой рабочий инструмент – пластину для укладки статора, надел чистую рубаху и на глазах у многих зэков в клубе колонии в очередной раз предложил обидчику извиниться. Тот не понял. Больше он вообще ничего не понял, инвалид воткнул ему пластину в шею и заколол одним ударом, как кабана. [50]
Воспитательное значение этого поступка (почему-то хочется называть это поступком, а не преступлением) трудно переоценить. На год-два речь всех зэков в зоне резко обеднела на ругательства. Потом, правда, попустило. Видно, чтобы выработать устойчивый рефлекс, одного предъявления, даже такого яркого, недостаточно.
Ругательные выражения надо употреблять как можно реже. Старик Фрейд сказал: «Человек, первым бросивший ругательство вместо камня, был творцом цивилизации». У людей (имеется в виду – у нормальных людей, не быдлоты) сильные выражения являются проявлением сильных эмоций и заменяют сильные действия.
Как ни парадоксально, но «бык», ругающийся без остановок, на самом деле ругаться не умеет вообще, а только сквернословить (а это разные вещи). У него в запасе нет слов, которыми можно выразить сильную эмоцию, например, гнев. А применить вместо сильного слова сильное действие, скажем, ударить – опасно, не позволяют общественные нормы поведения. В результате у такого человека эмоции стираются, и он становится духовно «опущенным». В человеческом общении он настолько же беспомощен, как и «мыша», вообще не знающая ругательств.
Для сведения: все без исключения люди, пользующиеся в криминальной среде уважением, крайне редко употребляют ругательства. При спокойном разговоре не употребляют их вообще. «Истинное достоинство подобно реке: чем она глубже, тем меньше издает шума» (Монтень). Примечательно, что влияние этих людей на окружение (даже случайное и временное, каким является тюремная камера или боксик сборного отделения) настолько велико, что рядом с ними и другие перестают ругаться, хотя прямых замечаний никто не делает. В этом смысле можно пожалеть, что авторитетных людей в преступной среде очень мало.
Слова «феня», «блатная музыка» сейчас уже стали забываться. Туда им и дорога. Похоже, что эти явления отжили свое. Было время, когда воровской жаргон процветал, выполняя две важные социальные функции: разделительную и объединительную.
Суть первой – отмежевание профессионального преступного мира от мира фраеров. Человек, «ботавший по фене», демонстрировал окружающим свою причастность к особому миру, и этой причастностью нагонял тревогу и страх на обывателя. Самое главное – ни один честный фраер не мог понять, о чем урки между собой разговаривают. [51]
Суть второй функции – каждый из владеющих «блатной музыкой» давал понять собратьям, кто он такой. Чтобы безошибочно находить себе подобных.
Обе эти функции теперь никому не нужны. На уголовника, демонстрирующего свою причастность к преступному миру, могут посмотреть разве что с сожалением, а общаться между собой у преступников потребности нет, они не доверяют друг другу.
Жаргонные слова и выражения существуют сейчас и, без сомнения, будут существовать всегда. Жаргон, как всякий неформальный и живой язык, постоянно меняется – одни слова уходят, другие искажаются или приобретают иной смысл, третьи привносятся в него извне. Понимать и знать жаргон не сложно, в нем применяются обычные русские слова, только в несколько ином значении. Злоупотреблять им не нужно, это выглядит глупо. Там, где смысл более точно передается обычными словами, нужно использовать обычную речь. Избегать использования жаргонных слов также не следует. Все они возникли совершенно естественным путем, «из народа», и зачастую гораздо точнее отражают суть понятия, чем официальные термины. Если зэки в свое время назвали народных заседателей «кивалами», то, наверное, точнее нельзя было сказать.
Очень осторожно нужно употреблять слово «козел». На свободе оно практически безобидно, даже внятного значения не имеет, применяется как попало. Раздражение любого рода в адрес кого угодно мужского пола часто выражается этим словом. Именно в привычке к этому слову кроется опасность. Когда-то давно в местах лишения свободы оно мало отличалось от слова «петух». Потом значение его изменилось, несколько ослабло, и сейчас оно означает прихвостня администрации. Но, применяя его без разбора, можно нарваться на очень жесткую реакцию. За это слово в тюрьме надо отвечать. Многие люди были жестоко биты за случайно вырвавшееся – «козел!»
[50]
Тут надо понимать, что посыл на три буквы – это конкретное обозначение посылаемого в качестве пидора. Если ты его посылаешь на известное место, это значит что он на него должен «надеться», ибо там ему и место.
За такое убивают. – Прим. Goblina
[51]
Это заблуждение.
Профессиональный жаргон – это не какой-то секретный код, а всего лишь обозначения профессиональных понятий. Любой профессиональный жаргон непонятен постороннему – будь то компьютерный жаргон, жаргон военных медиков, бандитов или воров.
Обозначения профессиональных понятий вырабатываются сами, в процессе работы, без какого либо злого умысла. И только во вторую очередь, в силу самой своей жаргонной сущности, они непонятны посторонним.
«У меня вчера сдохла мать! Всю ночь с ней проебался, и никакого толку!» – говорит в автобусе один специалист другому. Публика в ужасе от некрофильских разговоров, а речь всего лишь о том, что вышла из строя материнская плата.
«Слышь, этот пинчер опять стрелу просохатил!»– сообщает один урка другому. И обоим понятно, что речь идёт о том, что некое лицо известной половой ориентации не пришло на условленную встречу. И половина автобуса, что характерно, их отлично понимает.
Урки разговаривают по фене потому, что это их профессиональный жаргон. Разговаривают они на нём вне зависимости от того, есть поблизости фраера или нет. Когда уркам надо, чтобы их никто не понял, они либо не разговаривают вообще (с пониманием конспирации у них – полный порядок), либо говорят намёками и постоянно с тревогой переспрашивают друг друга «Понял?» Частота употребления слова «понял» переходит все разумные пределы.
Отсюда, кстати, происходит поговорка «Ты меня на „понял“ не бери, понял?» – Прим. Goblina