Нажитых вещей оказалось не так уж и много. Все, что было мило сердцу, переименовалось в бесполезный хлам, и было снесено в мусорные баки: открытки, письма, старые конспекты, сувенирные фигурки. Зимние вещи упаковались в прозрачные чехлы, летние – в спортивную сумку. Книги Юля сложила в деревянный ящик, что нашелся в одном из боксов. Еще одну сумку заняла косметика. Документы устроились в ручном дамском саквояже, а Бродский, вместе с едой и мисками – в своей кошачьей перевозке. Вызвав такси, Юля вышла на улицу, попутно утирая лоб от испарины.
Оказалось, что день, в самом деле, выдался не знойным. Ветер нагнал тяжелых облаков и они прочно затмили собою солнце.
Оглянувшись по округе, Юля почувствовала явственный укол в сердце. Столько лет этот приют был ее домом. Настоящим – отчим. Тут она смеялась и плакала, дружила и ненавидела. Выучилась, бродя по ухоженным аллейкам и зубря конспекты. Закалилась характером, чистя ненавистные овощи, и загрубела ладонями, выдирая сорняки из грядок клубники. Здесь, в этом приюте она влюбилась. И эта влюбленность, надо же, парадокс, лишила ее дома. Заставила удирать как зайчишку трусливого: поджав уши и мелко трясясь.
Приехала машина, таксист мигнул фарами. Юля поднялась. Седой мужчина, разглядев количество сумок, выбрался из салона, открыл багажник и помог загрузиться.
Устроившись в салоне, Юля захлопнула дверь и назвала адрес. Автомобиль неспешно тронулся. Горечь разлилась по венам, осела на языке.
Вещи – ненужное сезону и кое-что из бытового: кружку любимую, подаренную посуду, тостер, чайник, оставили в гараже институтского товарища.
Сама же Юля, отпустив такси, направилась к автобусной остановке. Комендант общежития, чьей внучке девушка по средам и субботам вбивала в голову глаголы и наречия, выделила Юле маленькую комнатушку на время.
Вариант был неплохим, так как потратить деньги на гостиницу Юля себе не могла позволить. Нужно было питаться чем-то.
- Все жильцы мои по домам разъехались, - говорила в трубку суровая женщина. – Пустует общежитие, так что на месяц-другой заезжай, раз надо.
Юля, хоть и числилась в студентках, иногородней никак не была, и посему комендант нарушала устав – осознанно, но совершенно не переживая по этому поводу. Даже Бродского разрешила взять, хотя это было вообще вопиющим делом.
- Может, хоть крыс переловит, - себе под нос сказала старушка – так, чтоб Юля не услышала.
Комната оказалась маленькой, пыльной, с окрашенными в грязно-зеленый цвет, стенами. Кухня – с кривой раковиной и допотопным холодильником, была общей, находилась в конце длинного коридора, напротив такой же неприватной душевой.
После роскошного домика обстановка общежития представала еще более убогой, чем могла бы показаться неискушенному наблюдателю.
Бродский воротил носом и напряженно следил за рыжим тараканом, нахально ворочавшим длинными усами из-за угла тумбочки.
- Ну что, кот, настала новая эра. Эра борьбы с примитивными видами, - сказала вслух Юля и взяв сумку, направилась в ближайший супермаркет за мелком от паразитов.
***
К вечеру Алекс привычно устроился на лавке под каштаном. На коленях покоился забытый планшет с модной игрой, поставленной на паузу. Рядом исходил паром кофе, налитый в большую глиняную кружку. Вот только, ничего из благ не радовало мужчину, поскольку без Юли на этой громадной территории ему было пусто.
Так пусто, что ветер завывал где-то внутри. Алекс чувствовал себя скотиной и осознавал, что таким, по сути, и является.
Теперь, когда Юля уехала, а он даже не сподобился проводить ее, мужчина вспомнил, что не знает номера ее телефона. Он вдруг остро понял, что эта светлая девочка – лучшее, что встречалось ему за долгое, очень долгое время.
Да, было досадно. И больше ничего не держало его здесь – в этом провинциальном городишке. Выйдя из игры, Алекс зашел на сайт авиакасс и заказал билет уже на завтра.
Затем, вылив нетронутый кофе в колосящуюся поблизости траву, зашел в дом, где проглотил таблетку снотворного и лег в постель. Вскоре мужчину сморил пустой сон. И отсутствию сновидений Алекс был только рад.
***
2008 – 2009 год.
Быт настолько поглотил Юлю, что тосковать не находилось ни времени, ни сил. Кроме благоустройства комнаты много энергии уходило на учебу. Именно ей девушка посвятила все лето.
В конце августа стали съезжаться студенты, но тетя Вера – старая комендантша, будто позабыв, что Юля только временный гость, оставила за ней комнату. За это девушка удвоила время занятий с комендантской внучкой, даже не подозревая, что такая мера – лишнее.
За глаза старушка называла ее «бедной сироткой» и именно жалостью была обусловлена комендантская расположенность.
Время летело.
Вскоре после начала студенческих будней ректором был объявлен конкурс за лучшую научную работу. Три победителя отправятся на практику в Великобританию.
Юля отправила готовый труд спустя час после торжественной речи. И через два месяца, заняв второе призовое место, разглядывала облака из узкого иллюминатора. А еще через некоторое время, вдыхала сизый, влажный воздух Лондона.
Их поселили в одной из частных школ Уилтшира – поблизости широко известного Стоунхенджа.
Местечко было живописным, с зелеными лугами, школа – уютная, светлая, с поскрипывающими деревянными ступенями и замершими в воздухе пылинками.
Юля помнила ужас первого впечатления, когда сидя в метро рядом с коренными жителями – не могла понять и слова из сказанного, потому что все они сливались в быстрый, бессвязный поток. Изредка она улавливала отдельную фигуру речи, но этого было ничтожно мало. Столько лет утомительной учебы, куцых летних практик, мучений, чтобы по факту растеряться от исконно английского говора и манеры большинство гласных тянуть как сплошное «о». Юля краснела, злилась, но вслушивалась и повторяла про себя все непонятные фразы.
Сейчас, спустя время, вспоминая тот страх провала, девушка улыбалась. Она помнила так же и то, что уже спустя несколько дней к ней вернулось понимание, и она без труда разумела речь говорившего. Даже думала на английском, на чем частенько себя подлавливала.
Еще две девчонки, которым выпало разделить радость путешествия, были близнецами и пока что Юля их отчаянно путала. Одну из сестер звали Оля, вторую Олеся. Они имели практически идентичную внешность, и смотрелись совершенно одинаковыми, но только на первый взгляд. Присмотревшись, можно было увидеть разный пробор на волосах, и слегка, едва уловимое различие в тоне локонов. Пока что на этом для Юли и заканчивалась классификация новых подруг. Издали же, девушка так и не научилась их различать.
Сестры были на несколько лет старше Юли – обе уже оканчивали магистратуру. Впрочем, это никак не помешало им подружиться.
Полгода пролетели как один миг. Уезжать не хотелось.
Тяжелая учеба, редкие вылазки в центр Лондона, любования Темзой и бесподобными, прославленными на весь мир достопримечательностями, сплотили девушек и расширили их круг общения. Заводились знакомства, романтические встречи (близняшки находили время для веселья даже в стылые и холодные вечера).
Большой город, приветливые внутри и чуточку хмурые снаружи люди, покорили девическое сердце. Забылись обиды – такими пустыми показались, глупыми, что не находилось ответа – зачем их только хранит? Выбросила из головы Сашку и его малодушность, трусость. Забыла, как плакала по ночам в общежитии и в отчаянии гладила Бродского по теплому меху. Отдалась новым впечатлением, новым знаниям. Переменам.
И так незаметно минуло время, неумолимо быстро. Пора была паковать чемоданы и возвращаться на родину.
- Юль, к тебе Дариан пришел. У кофейного аппарата стоит, - заглянула в комнату Оля и совершенно по лиходейски подмигнула девушке. – С букетом полевых – малюсеньких таких синих цветочков. Забавно смотрится.
Юля отставила в сторону хрупкую вазу – подарок для старой вахтерши и встала, поправляя подол.
Дариан был одной из основных причин, почему Юля не хотела уезжать.