В отчаянии я думаю, что зря хранила свою девичью честь. Лучше бы я переспала с Эстебаном! Хоть какую-то радость бы познала! Что теперь будет? Выживу ли я? А если выживу, то что дальше? Кому я опозоренная, оскверненная нужна буду? Одна дорога — в монастырь!
Безбородый рывком ставит меня на ноги: как раз к началу представления. Потому что в следующий миг всё переворачивается: Герхард с ревом бросается вперед, раздаются несколько выстрелов, поляну, где мы остановились, затягивает дымом.
— Господа, советую вам бросить оружие, — раздаётся откуда-то сверху холодный голос Аяза. — Тогда у вас есть шансы остаться в живых.
Я задираю голову: степняк каким-то невероятным образом оказался на крыше дилижанса, и в руке у него длинный кнут, свернутый кольцом. И он собирается с кнутом выступить против арбалетов? Безумец!
Между тем Герхарду удалось избавиться сразу от двоих разбойников — вот это выучка! Я всегда знала, что он отличный боец! У одного из бандитов, похоже, сломана шея. Второй лежит молча и старается не шевелиться, но дышит. Впрочем, на боку у медведя быстро расплывается алое пятно: он ранен и, кажется, серьезно.
Раздаётся свист кнута и женский визг: вдовушка с ужасом в глазах хватается за перебитую руку, из которой выпал не нужный ей больше кинжал. Дальнейшее я помню смутно, потому что безбородый выпускает меня из рук, и я, недолго думая, ныряю под карету, чтобы не мешать мужчинам. Меня трясёт так, что зубы клацают друг о друга. Какая мне магия! Баба я, глупая трусливая баба! Под дилижансом я не одна: туда уже забрался торговец. У него в руках оброненный кем-то арбалет с единственным болтом. Он тщательно прицеливается и попадает в чьё-то колено. Еще один разбойник валится на землю. Я изо всех сил зажмуриваю глаза — до огненных мушек, пляшущих под веками — и начинаю жарко молиться пресветлой матери.
Прихожу в себя, только когда сильные руки выдергивают меня из-под кареты.
— Живая, — шепчет чей-то сдавленный голос. — Ранена?
Мужчина ощупывает моё тело, прижимая меня к себе, его руки зажигают в груди потухший было огонь. Широко распахиваю глаза и вижу очень близко обеспокоенное лицо Аяза. Если бы не он! Уверена, один Герхард бы не справился со всеми! Благодарю тебя, пресветлая!
Степняк пугает меня. Его глаза горят безумием. Я шарахаюсь от него, но не так-то просто вырваться из железных объятий. Кажется, получилось только хуже: Аяз склонился ко мне еще ближе. Он одного роста со мной — наши носы едва не касаются друг друга. Со сдавленным рычанием он прижимается ртом к моим губам, жадно раздвигая их языком. Я от возмущения и неожиданности цепенею, даже не сопротивляясь, позволяя ему брать всё, что он хочет: и тянуть меня за косы, заставляя еще больше запрокидывать голову, и по-хозяйски оглаживать спину и бока, и раздвигать коленом ноги. Никто и никогда не целовал меня так глубоко, так жарко. Поцелуи Эстебана по сравнению с этими полуукусами, с языком, овладевающим моим ртом — детский лепет!
Где-то в глубине души приходит осознание, что король и вправду был очень деликатен со мной, не позволяя ничего лишнего. В какой-то момент я сдаюсь, не в силах сопротивляться оглушающей страсти и охватившему меня огню, и отвечаю на поцелуй с не меньшим энтузиазмом. Он — победитель, захватчик, завоеватель. Это его право: взять то, что нравится. Вырвавшийся из моей груди стон он ловит губами, сделавшимися вдруг невероятно нежными — и отпускает меня. Я моргаю ошарашено, трогая опухшие губы, а затем со всей силы бью его ладонью по лицу. На бледной щеке ярко отпечатывается алая пятерня. С ужасом отшатываюсь и жмурюсь — что я наделала? Сейчас он ударит меня в ответ, а сил в его руках очень много — я уже узнала это. Но Аяз только берет мою руку и нежно целует ладонь. Стыд обрушивается на меня: лучше б ударил!
Отпускает меня и совершенно спокойно (словно на его лице не краснеет след от оплеухи) раздает указания на славском:
— Мертвяков оттащите в сторону. Мужиков вяжите покрепче. Женщину возьмете с собой, лично сдадите полиции. У нее обе руки сломаны. Не думаю, что она доставит проблемы. Я останусь с этими… подожду подмогу. Да пришлите мне коня. Если получится — к утру догоню вас. Не выйдет — оставьте мой багаж на постоялом дворе.
Я молча наблюдаю, как Аяз закрепляет повязку на животе Герхарда, как успокаивает лошадей, как переворачивает тела разбойников, как проверяет веревки у связанных бандитов. Затем он поднимает с земли хлыст и легким, едва уловимым движением запястья посылает его вперед, переламывая сухое деревце. Несколькими ударами кнута деревце крошится в щепу. Конюх (который маг) зажигает огонь. На лицах разбойников ужас.