Мама любит меня больше мальчиков, я это знаю. Но и ждет от меня больше. Иногда от ее требований мне хочется сбежать, хоть в Славию, хоть в Франкию, а хоть и в саму Степь! Никогда, никогда мне не стать такой как она.
Внешне мы с ней схожи, и фигурой, и волосами, только роста я меньше на целую голову, да глаза у меня папины — волчьи. Но если мама выглядит хрупкой, изящной, будто статуэтка из франкского стекла, то я — девушка-беда. Вечно оступаюсь, спотыкаюсь, всё роняю. Хотя танцевать у меня получается гораздо лучше, чем у нее, ах, до чего же я это люблю! Вальс, кадриль, менуэт! Иногда я даже без музыки танцую, только б танцевать!
Мама заставила меня примерить платье из белоснежной кисеи; к счастью, оно уже было мне узко. В таком платье я чувствую себя маленькой девочкой. Мне больше по душе яркие цвета. Я хищно вцепляюсь в алый шелк. Но мама непреклонна: платье слишком яркое для весеннего бала. Лазурное слишком открыто; розовое я отвергаю, как детское. Бархат тяжел для молодой девушки, парча слишком роскошна — она для более официальных мероприятий. Муслин слишком летний, шерсть не нарядная.
Сошлись на кремовом атласе: хоть я и похожа в нем на торт, но оно хотя бы в меру сдержано и не для юных девочек. Платье уже вышло из моды, но это легко исправить. Портниха отрежет рукава, добавит кружев на корсаж, поднимет спереди подол, чтобы виднелась кружевная нижняя юбка. К счастью, в моде нынче простые силуэты, а фижмы и турнюры уже совершенно устарели. Мама предложила добавить голубой пояс и перчатки в тон. Высокая прическа и ажурная полумаска завершит мой образ.
— Глупости эта маска, — пожала плечами я. — Меня по волосам узнают. Ни у кого таких нет.
— Есть, — улыбнулась мама. — У Стефы.
— Стефа еще ребенок, — поморщилась я. — Ей всего четырнадцать. На балу ее не будет.
— Девочка уже с тебя ростом. Она вырастет высокой, как и Кир.
Стефания — моя кузина, дочка дядюшки Кирьяна. Взлетел он так высоко, что род Браенгов нынче почитался выше прочих знатных семейств. Каким-то невероятным чудом ему позволили взять в жены младшую сестру короля Эстебана, в то время еще кронпринца. Впрочем, дядюшка совершенно не взгордился, отказавшись от всяческих должностей. Конечно, негласно он был едва ли не вторым лицом в государстве, и король к нему благоволил, но репутация вздорного сумасброда за ним закрепилась, кажется, навечно. Едва ли к нему осмеливались обращаться с просьбами — нет, он всегда внимательно выслушивал жалобщиков и непременно разбирался в предмете споров или чаяний. Но именно это и пугало просителей: результат мог быть совершенно не в их пользу, а исключительно по справедливости, причем зачастую в совершенно искаженном понимании.
Я же дядюшку обожала, он всегда находил на нас — детей — время, дарил подарки, играл и возился с нами, будто сам был ребенком. А вот Стефания меня порою пугала. Уж очень она была хитроумной и упрямой. Если что задумала — непременно сделает. Про нее говорили, что она истинный Браенг — и, видит богиня, это действительно так. Я старалась с ней никогда не спорить: себе дороже выйдет.
Неделя, отведенная на подготовку к поездке в столицу, пролетела стремительно, будто ласточка. Вставали засветло: укладывали вещи в сундуки, перешивали платья: мама была рачительна, и, несмотря на то, что нужды мы никогда не испытывали, выкидывать вещи не позволяла. Обувь чинили, одежду штопали, а из совсем ветхой шили лоскутные одеяла; вязаные вещи, поеденные молью, распускали и плели из ниток коврики. Отец всегда называл мать «мышью» за ее скупость и любовь к замку Нефф, а она в ответ шутила, что вышла замуж не за него, а за замок.
И это правда: замок, хоть и казался кому-то лишь грудой камней, отвечал ей истинной любовью и преданностью. Мама могла открыть любую заклинившую дверь, заколоченное окно легко поддавалось ее пальцам, она никогда не мерзла, хотя и гости, и слуги жаловались на сквозняки. Случись маме приболеть — в замке она выздоравливала быстро и легко. Любой же, кто смел поднять против нее голос, непременно платил за неуважение: спотыкался ли на ровном месте, подворачивал ногу на лестнице, простужался… Она была Хозяйкой, истинной царицей этих мест. Все вокруг любили и уважали ее, впрочем, и она всегда была в заботах. Ни одно происшествие не оставалось без ее внимания. Весной она выращивала рассаду и сеяла репу, летом вызывала дожди или, напротив, прогоняла прочь непогоду, которая, к слову, здесь бывала гораздо чаще, нежели солнце, осенью считала урожай с деревенскими и отбирала овощи на продажу. Но самое сложное время ее было зимой: снега выпадало много, а лучше нее, кажется, во всей Галлии никто не управлялся с ним. Сейчас ей уже помогали близнецы, а раньше зимой приезжалдядюшка Кир с женой и дочерью.