Взглянув на него, девушка улыбнулась. Макс и глазом моргнуть не успел, как лицо стало расползаться в ответной улыбке. Он попытался превратить улыбку в усмешку, добавив во взгляд умудрённости со скептицизмом, но это не вышло, и ему пришлось смущённо отвести глаза. Второй раз Макс взглянул на девушку через несколько секунд, когда они произносили «Максим» и «Станислава» (кажется, Юджин одновременно с ними говорил что-то похожее). Девушка опять ему улыбнулась, Макс снова попытался казаться сдержанным, снова у него ничего не получилось, и тогда они оба фыркнули, а потом протянули друг другу руки.
В этот момент Юджин воскликнул:
— Да вы, кажется, глухие! — и, докричавшись, продолжил на тон ниже.
— Для глухих повторяю: вот моя сестрёнка, которая любит слова и пишет стихи, но тс-с — это тайна; а это Макс, он тоже интересный. А теперь, Макс, когда я так замечательно вас познакомил, покажи Стасе центр.
Почти всю прогулку Станислава молчала. Макс, который решил, что неприлично разыгрывать роман, имея такие дивные финансовые обстоятельства и армейские перспективы, — тоже. За час они обменялись всего несколькими фразами. Поэтому быстрота, с которой они при прощании договорились встретиться снова, удивила Макса. Правда, встреча предстояла сугубо деловая — через три недели, когда Станислава приедет на экзамены, они планировали начать готовиться к экзаменам вместе, практикуясь в разговорном английском.
До вечера Макс не находил себе места — не мог спокойно стоять, сидеть, лежать и ещё не мог думать о чём-то, кроме её первого взгляда. Ближе к ночи, после того, как тонны железа в спортзале не вызвали усталости, а литры пива в «Кенгуру» — опьянения, он решился. Плюнул на данный относительно романов зарок, занял тридцать рублей, и, купив букетик ландышей у старух, которые круглосуточно торговали около центрального овощного водкой, сигаретами, носками, презервативами и прочим ходовым товаром, отправился к Юджину. В квартире на девятом этаже, где Юджин жил совершенно по-царски, то есть без единого соседа, помимо брата с сестрой Макс застал несколько знатных медиков-старшекурсников, которые либо отслужили, либо отучились на военной кафедре. Его появление Юджин встретил словами: «Клянусь моим талантом — знать бы ещё, каким — если б не сестра, я бы в жизни не собрал столь изысканного общества!». Макс примерно с полчаса бледной молью посидел на кухне, думая про призыв и про то, что через месяц-другой у всех остальных членов «изысканного общества» будет настоящая работа плюс очередь на отдельную квартиру и не будет никаких конфликтов с государством. Он изругал себя за то, что припёрся, а ещё зачем-то разозлился на Станиславу, чьё присутствие превращало эти неприятные, но уже привычные ему ощущения, в ощущения невыносимые. В прихожей, перед тем, как уйти, он зачем-то сунул Станиславе вызывающую записку с цитатой из «Hotel California» (на днях кто-то из зависавших в «Кенгуру» англичан наконец-то продиктовал ему текст):
Выходя от Юджина, Максим твёрдо решил забыть про это рыжее наваждение. «Сначала разобраться со всем своим дерьмом, а сейчас ни на кого не заглядываться. Ведь если что с кем получится, потом, в армии, ещё хуже будет», — думал он.
Однако с выполнением обещания не задалось: дня через два Юджин вручил ему ответ, сказав: «просила передать, как уедет». В ответе было четверостишие её сочинения, оценивать которое Макс, поэзии не любивший, не рискнул, и приписка на английском: «It’s specially for you. Thanks for the flowers. I think you have much in common»[10]. Перечитав записку много раз, он так и не понял, может ли надеяться на взаимность, но отметил, что волнение, вызванное запиской, было очень приятным.
Увидев, что кавказцы отвернулись, Макс с места нырнул в ложбину, делившую пляж на две части. В полёте ему пришлось перегруппироваться — иначе бы он приземлился на расположившуюся в укромном месте девушку с книгой. «Очень кстати, — подумал Макс, — изображу молодую семью», и, мягко упав рядом, непринуждённо спросил:
— Что читаем?
— Гюго, — флегматично ответила читательница, не отрываясь от книги.
— «Отверженные»? — не задумываясь, выдал Макс, с той же нехарактерной для него степенью автоматизма фиксируя, что фигура хорошая, а верх купальника надет наизнанку.
Девушка повернулась в его сторону:
— Что-то я вас у нас на филфаке не видела.
9
У неё на уме только «Тиффани», она ездит на «Мерседесе», вокруг нее толпа милых мальчиков, которых она зовет друзьями.