– Что мой дед был мэром Чиппенема? Сущая правда.
– Нет, насчет Генриетты?
– Так всегда думали у нас в семье, – ответил Бентяи.
В другой ячейке этого гигантского улья Безил излагал план аннексии Либерии.
– На каждого плантатора-англичанина там приходится четырнадцать немцев. У них организация по нацистскому образцу. Они ввозят оружие через Японию и только ждут сигнала из Берлина, чтобы захватить власть. Если Монровия окажется в руках врага и там будут базироваться подводные лодки, наш западный торговый путь будет перерезан. Тогда немцам останется лишь блокировать Суэцкий канал – а они могут это сделать из Массавы в любой момент, – и Средиземное море будет для нас потеряно. Либерия – наше единственное слабое место в Западной Африке. Мы должны вступить в нее первыми. Так или не так?
– Да, да, все так, не понимаю только, почему вы обращаетесь с этим ко мне.
– Так ведь вам же придется заниматься подготовительной пропагандой на месте и последующими объяснениями в Америке.
– Почему именно мне? Этим должен заниматься отдел Ближнего Востока. Вам следует обратиться к мистеру Полингу.
– Мистер Полинг послал меня к вам.
– Вот как? Интересно почему. Сейчас спрошу. Несчастный чиновник взял трубку и, после того как его соединили последовательно с отделом кино, теневым кабинетом Чехословакии и гражданской противовоздушной обороной, сказал:
– Полинг, у меня тут некто по имени Сил. Говорит, Ты послал его ко мне.
– Ну, послал.
– А почему?
– А кто послал ко мне утром этого жуткого турка?
– Ну, это были просто детские игрушки.
– Так тебе и надо, будешь знать, как посылать ко мне разных турок.
– Ну погоди же, я тебе еще не то пришлю… Так вот, – оборачиваясь к Безилу, – Полинг ошибся. Вашим делом действительно должен заниматься он. Проект в высшей степени интересный. Жаль, что не могу ничем вам помочь. Знаете, кто, по-моему, с интересом выслушает вас? Дигби-Смит. На нем лежит пропаганда и подрывная деятельность в тылу противника, а Либерия, судя по тому, что вы рассказали, фактически является вражеским тылом.
Дверь отворилась, и в комнату, сияя улыбкой, вошла всклокоченная бородатая фигура в черной рясе; на груди вошедшего висел золотой крест; преподобную голову венчал цилиндр без полей.
– Я архимандрит Антониос, – сказал он. – Я входить пожалуйста?
– Входите, ваше высокопреподобие. Садитесь, пожалуйста.
– Я говорил, как меня изгнаняли из София. Они сказали, я должен говорить вам.
– Вы были в нашем отделе религии?
– Я говорил священникам вашей контора о моем изгнании. Болгары говорят, это за блудодеяния, но это за политика. Из София не изгнаняют просто за блудодеяния, а только вместе с политика. Так что теперь я союзник великобритан, раз болгары говорят, что за блудодеяния.
– Да, да, я вас вполне понимаю, только это не по нашему отделу.
– Вы не ведаете дела болгаров?
– Ведаю, но, мне кажется, ваше дело позволяет поднять более важный вопрос. Вам следует обратиться к мистеру Полингу. Я позабочусь о том, чтобы вас проводили. Мистер Полинг занимается исключительно такими делами.
– Это так? У вас есть здесь отдел блудодеяний?
– Да, вы свободно можете назвать его так.
– Я нахожу это хорошо. В София такого отдела нет. Его преподобие был отослан по назначению.
– Так вы, стало быть, хотите видеть Дигби-Смита?
– Разве?
– Несомненно. Либерия его в высшей степени заинтересует.
Явился еще посыльный и увел Безила. В коридоре их остановил щуплый низкорослый человек с чемоданом в руке.
– Прошу прощения, вы не скажете, как мне попасть в Ближний Восток?
– Это здесь, – ответил Безил. – Вот здесь. Только толку вы там не добьетесь.
– О, их не может не заинтересовать то, что у меня вот тут. Этим всякий заинтересуется. Бомбы. Тем, что у меня вот тут, можно снести крышу со всей этой лавочки, – сказал сумасшедший. – Таскаю их с места на место с того самого дня, как началась эта чертова война, и часто думаю, ну хоть бы они вдруг взорвались.
– Кто послал вас на Ближний Восток?
– Какой-то малый по имени Смит, Дигби-Смит. Очень интересовался моими бомбами.
– А у Полинга вы уже были?
– У Полинга? Был вчера. Очень интересовался моими бомбами. Ими все интересуются, можете мне поверить. Он-то и посоветовал мне показать их Дигби-Смиту.
Бентли подробно распространялся о трудностях и безобразиях жизни бюрократа.
– Если б не журналисты и чинуши, – говорил он, – все было бы совсем просто. Этот народ полагает, будто министерство существует только для их удобства. Конечно, строго говоря, мое дело – книги, мне не следовало бы связываться с журналистами, но все спихивают их на меня, как только теряют с ними терпение. И не только журналистов. Сегодня утром у меня был человек с полным чемоданом бомб.
– Джефри, – произнес наконец Эмброуз. – Как по-вашему, про меня можно сказать, что я довольно известный левый писатель?
– Ну, разумеется, дорогой коллега. Очень даже известный.
– Именно левый?
– Разумеется. Очень даже левый.
– Известный именно вне левого крыла?
– Ну конечно. А что?
– Так просто.
Тут их на несколько минут прервал американский военный корреспондент. Он требовал, чтобы Бентли подтвердил слух о польской подводной лодке, будто бы зашедшей в Скапа-Флоу[32]; выдал ему пропуск, чтобы он мог попасть туда и во всем убедиться самолично; обеспечил его переводчиком с польского; объяснил, какого черта о подводной лодке сообщили этому недомерку Паппенхакеру из треста Херста, а не ему самому.
– О господи, – сказал Бентли. – Почему вас прислали ко мне?
– Похоже я прикреплен к вам, а не к пресс-бюро.
Выяснилось, что это так. Как автор «Нацистской судьбы» – исторического сочинения для массового читателя, разошедшегося баснословным тиражом по обе стороны Атлантики, корреспондент числился в списках литераторов, а не журналистов.
– Ну что же, – сказал ему Бентли. – У нас в стране литераторы котируются гораздо выше журналистов.
– Смогу я в качестве литератора попасть в Скапа-Флоу?
– Нет.
– Смогу я в качестве литератора получить польского переводчика?
– Нет.
– Ну так на кой черт мне значиться литератором?
– Я переведу вас, – сказал Бентли. – Ваше место в прессбюро.
– Один молодой нахал там, в бюро, глядит на меня словно на дерьмо кошачье, – пожаловался автор «Нацистской судьбы».
– Он перестанет, как только вы прикрепитесь к нему. Позвольте спросить, раз уж вы тут, вы не взялись бы написать для нас книгу?
– Нет.
– Нет? Ну что ж, желаю вам благополучно добраться до Скапа-Флоу… Он не попадет туда, – добавил Бентли, как только корреспондент закрыл за собой дверь. – Ни за что не попадет, можете быть абсолютно уверены. Вы читали его книгу? Чрезвычайно глупая книга. Он утверждает, что Гитлер тайно женат на еврейке. Не знаю, чего он там еще понапишет, если пустить его в Скапа-Флоу.
– А что он скажет, если его не пустят?
– Не сомневаюсь – что-нибудь очень оскорбительное. Но мы не будем за это отвечать. По крайней мере, я так думаю.
– Джефри, когда вы говорите «известный левый писатель», означает ли это, что, если фашисты придут у нас к власти, я окажусь в их черных списках?
– Ну конечно, дорогой коллега.
– Они творили чудовищные вещи над левыми интеллигентами Испании.
– Ну да.
– И творят сейчас в Польше.
– Да, так говорят у нас в отделе печати.
– Я понимаю.
Тут на минуту заглянул архимандрит. Он с величайшей охотой брался написать книгу о происках стран оси в Софии.
– Вы думаете, – это поможет привлечь Болгарию на нашу сторону? – спросил Бентли.
– Я плюю в лицо болгаров, – ответил его высокопредодобие.
– Я уверен, что он смог бы написать очень хорошую автобиографию, – сказал Бентли, когда святой отец ушел. – В мирное время я бы заключил с ним договор.
– Джефри, вы серьезно полагаете, что я попаду в черный список как левый интеллигент?