Ханна хмурится, глядя на мою пульсирующую эрекцию.
— Ты уверен, что ты достаточно тверд? Я не уверена, что…
Я разворачиваю ее и шлепаю по заднице.
— Ложись на кровать.
Ханна смеется, но слушается, стягивает платье через голову и выходит из ванной. К тому времени, как я снимаю с себя одежду и присоединяюсь к ней, она растягивается на одеяле.
Я ставлю её на четвереньки передо мной, затем выстраиваю свой член в линию и толкаюсь в нее, слишком нетерпеливый, чтобы дразнить.
Это всегда было моей любимой позой. Мне нравится контролировать, насколько глубоко и быстро женщина берет меня, и мне также нравится, что я не могу видеть ее лица. Легче сосредоточиться на физическом удовлетворении, в котором обычно заключается весь смысл занятия сексом.
И я точно знаю, почему я выбрал ее сейчас.
Потому что это ужасно — идти на этот шаг с Ханной, и это не имеет ничего общего с риском беременности или передачи болезней. Она сказала мне, что я могу доверять ей, и вот я делаю это. Но я также делаю это, потому что люблю ее, и я не уверен, что у нас будут какие-либо отношения после воскресенья.
Но это не так приятно, когда смотришь на плавные линии спины Ханны и ее светлые волосы.
Я хочу наблюдать за ее реакцией, видеть ее отклик на мои прикосновения.
Поэтому я выхожу из нее и ложусь на кровать рядом с ней.
— Оседлай меня.
Лицо Ханны поворачивается так, что она смотрит на меня. Ее рука опускается на мою грудь, проводит вниз по выпуклостям моего живота и играет с линией волос, которая ведет вниз к моему члену. Но она не опускается так далеко. Я стону, уже скучая по тому, чтобы быть внутри нее.
— Попроси меня вежливо.
Я ухмыляюсь.
— Ты хочешь, чтобы я умолял?
— А ты бы стал?
— Я сделаю любую гребаную вещь в мире, если это будет означать, что я смогу смотреть, как ты берешь мой член и играешь со своими сиськами.
Ханна закатывает глаза, но ее голубые глаза были полны нежности. И она двигается, переползая через меня, так что ее тело нависает надо мной.
Я не могу придумать лучшего вида.
— Ты устал? — Она дразнит меня, жар ее киски парит чуть выше кончика. Касается моего члена, а затем отстраняется, прежде чем я могу войти в нее. Я хватаю ее за бедра, чтобы прижаться к ней. Она достаточно скользкая, я легко проскальзываю внутрь, но я чувствую, как она растягивается вокруг меня, приспосабливаясь к внезапному вторжению. Смотрю, как она расправляется.
Дыхание Ханны становится тяжелым, когда наша кожа соприкасается. Ее светлые волосы в диком беспорядке, конский хвост полностью распущен. Каркас кровати ударяется о стену. Если бы у меня были соседи, они могли бы услышать, как сильно она скачет на меня.
— Оливер… — Ханна произносит мое имя так, как я никогда не слышал его раньше, грубый, отчаянный звук, который поглощает меня. Она горячая, влажная, тугая и совершенная, и я хочу, чтобы это длилось вечно.
Моя хватка на ее бедрах усиливается, когда я прижимаюсь своим тазом к ее. Мы потные, грязные и отчаянные, мчимся к вершине вместе. Все мое тело напрягается, отказываясь испытывать оргазм, пока этого не сделает она.
Она поднимается, пока я полностью не выскальзываю, а затем снова опускается.
— Мы не могли бы сделать это на кухонном столе.
Я стону.
— Пожалуйста, скажи мне, что ты не будешь больше готовить.
Ханна смеется и качает головой, покачивая бедрами. Мои руки блуждают по каждому дюйму ее кожи, до которого я могу дотянуться, отпуская ее бедра и обводя ее ребра, пока я не достигаю ее подпрыгивающих грудей. Мой рот обхватывает один сосок, посасывая и покусывая. Она стонет, ее внутренние мышцы трепещут вокруг меня. Она такая влажная, что я слышу это. Чувствую это.
Мои пальцы скользят между нашими телами, находят ее клитор и потирают его. Ее стенки сжимаются вокруг меня в объятиях настолько крепких, что это почти причиняет боль. И она поднимает голову и целует меня, чего я не ожидаю. Сплетение наших языков такое же грязное, как и сплетение наших тел, неорганизованная мешанина губ и ртов. Покусываю, посасываю и пробую на вкус, пока я трахаю ее во время оргазма. И затем я нахожу свое собственное освобождение, непривычное чувство высвобождения внутри нее, отталкивающее его все дольше и дольше. Плотски, первобытно и собственнически.
Мой рот перемещается с ее губ на шею, покусывая кожу. Зная, что я, вероятно, оставляю следы, и совершенно не заботясь об этом.
Собственничество — не мой конек.