— Да. — Он поднимает пустой стакан. — Не возражаешь, если я угощусь?
На кончике моего языка вертится язвительный ответ о том, что он уже и так много выпил. Но я проглатываю это так же, как и все остальное. Я не думаю, что Крю имеет хоть малейшее представление о том, насколько важна для меня должность генерального директора, и я не хочу, чтобы он это понимал. Кто ее получит, никогда не зависело ни от него, ни от меня.
— Валяй, — это все, что я говорю.
Крю наполняет свой бокал, а затем откидывается на спинку дивана. Его поза — побежденная и измученная. Он попеременно смотрит то на свой телефон, который положил на стеклянный кофейный столик, то в окно на сверкающие городские огни.
Я зеваю. Я проснулся в пять утра, чтобы потренироваться перед тем, как отправиться в офис, и это первый раз, когда мне нечего было делать весь день. Усталость распространяется по моему телу, делая его вялым.
Если бы Крю интересовался опционами на акции или хотел обсудить отчеты о расходах, я бы точно знал, как реагировать. Но обсуждение его брака и нового ребенка ставит меня в тупик.
Он заботится о своей семье так, как мне и не снилось. Моя мать умерла, когда мне было 7. Задолго до этого я видел разлад в браке моих родителей. Крю вырос в тех же условиях, что и я, и теперь он часть семьи, которая смеется, обнимается и любит друг друга. Они не претендует на совершенство и из-за этого бесконечно ближе к этому стандарту.
— Разве со вторым ребенком не должно быть легче, чем с первым? — Спрашиваю я, предпринимая еще одну попытку подбодрить его. — Я имею в виду, ты уже делал все это однажды.
Крю смеется, но в этом звуке нет ни капли веселья.
— Ага. Делал все это уже однажды. Ходил в продуктовый магазин в два часа ночи, потому что Скарлетт захотелось клубничного мороженого, а у нас были все виды мороженого, кроме клубничного. Спал на груде платьев, потому что вытащил все из своего шкафа, как только ее одежда перестала подходить. Однажды я неправильно прикрепил туалетную бумагу к держателю, и она плакала двадцать минут. Она никогда не позволит мне забыть, как поздно я приехал в больницу, когда у нее начались роды. А потом еще подгузники, плач, отсутствие сна и вдобавок ко всему этому необходимость заботиться о Лили. Звучит проще?
— Нет. — Звучит ужасно, честно.
Последний раз я видел Лили на Рождество, которое устраивали Скарлетт и Крю. Я присутствовал на вечеринке в их пентхаусе вместе примерно с сорока людьми. Изюминкой было то, что Лили только начала ходить, раскачиваясь в туфлях для малышей и вельветовом платье, сшитом Скарлетт на заказ. Более развитая, чем дети её возраста, судя по разговору шепотом, который я подслушал у башни шампанского, но неудивительно, учитывая, кто ее родители.
Прежде чем я успеваю придумать, что еще сказать, раздается звонок в дверь.
Крю не реагирует на звук. Я встаю, ставлю свой пустой стакан на кофейный столик, прежде чем направиться по коридору к входной двери.
Я удивлен — и испытываю облегчение — увидев свою невестку, стоящую в коридоре.
Мой пентхаус занимает два верхних этажа здания, так что это единственная дверь в этом коридоре. Хотя визиты Крю были редкими, это первый раз, когда Скарлетт была здесь. Я даже удивился, что она знает, где я живу.
— Ты включил меня в список гостей, — заявляет она, засовывая обе руки в карманы пуховика. Скарлетт одета более небрежно, чем я привык ее видеть, в черные леггинсы и зимние ботинки. — Я думала, мне придется подкупать, чтобы пробраться сюда.
— Я возьму что-то от «Руж».
Одна темная бровь поднялась вверх.
— Для…
— А как ты думаешь? — Спрос на одежду Скарлетт печально известен; это то, с чем ее бренд ассоциируется больше всего. Когда женщина узнает мою фамилию, я привык, что первый вопрос, который она задает, — могу ли я исключить ее из списка ожидания Руж.
— У нас все распродано. Тебе придется уложить ее на лопатки каким-нибудь другим способом. — Скарлетт улыбается, но улыбка быстро гаснет. — Крю здесь?
Я отступаю в сторону и наклоняю подбородок фамилию
— Гостиная.
— Спасибо. — Вместо того чтобы зайти внутрь, как я ожидал, Скарлетт тянется влево. Следующее, что я помню, это детская коляска и золотистый ретривер, заполняющие то, что когда-то было чистым, пустым местом.