Хвост Тедди начинает вилять, как только видит меня, узнавая по моей второй, случайной работе няни для домашних животных. Всякий раз, когда они уезжали из города, Скарлетт и Крю просили меня присмотреть за их собакой. Я люблю животных, но, учитывая, что в основном я прихожу домой только поспать, завести одного кажется несправедливым.
Скарлетт вынимает Лили из коляски, пока Тедди обвивается вокруг моих ног, прокрывая мой некогда безупречный костюм золотистой шерстью.
— Она проснулась в лифте, — говорит Скарлетт, протягивая мне свою дочь. Голубые глаза Лили — такие же, как у Крю, — моргают, глядя на меня.
— Скарлетт… — Я бы предпочел, чтобы Крю появился один-одинешенек сто раз, чем это. Тедди — это одно. Но я никогда не оставался за настоящую няню. Я в шоке, что Скарлетт вообще готова доверить мне Лили.
— Пять минут.
Неохотно я беру малыша. Лили извивается в моих руках, затем хватает меня за галстук и дергает. Для годовалого ребенка она ужасно сильная.
— Если она начнет плакать, накорми ее бананом, — говорит мне Скарлетт, затем направляется в гостиную.
— Невероятно, — бормочу я, глядя сверху вниз на свою племянницу.
Она снова дергает меня за галстук.
Я несу Лили на кухню, Тедди плетется за нами. Он подходит прямо к углу, куда я поставила его миску с едой, обнюхивает все вокруг, прежде чем свернуться калачиком на полу. Перекладывая Лили на одно бедро и надеясь, что она не сможет дотянуться до моего галстука под этим углом, я направляюсь в кладовую, перебирая коробки с макаронами и хлопьями в поисках лакомств для собак, которые я купил, когда Тедди гостил здесь в прошлый раз. Наконец найдя их, я беру угощения, прежде чем вернуться на кухню.
Первый этаж пентхауса имеет открытую планировку. Я вижу Скарлетт, сидящую на диване рядом с Крю. Наблюдаю, как она берет его за руку и что-то ему говорит. Крю поворачивается к Скарлетт и отвечает что-то, что заставляет ее наклониться к нему. Он притягивает ее ближе, целует в лоб, и я чувствую себя вуайеристкой в своем собственном доме, свидетелем момента, не предназначенного ни для кого, кроме них двоих.
Тедди радостно жует лакомство, которое я ему бросаю. Лили не перестает ерзать, поэтому я беру банан из миски и сажусь на один из стульев. Я боюсь ее опустить.
— Бнан. — Я смотрю вниз, когда Лили машет маленькой ручкой, пытаясь схватить желтый фрукт.
— Вау, теперь ты умеешь говорить, да?
Ее ответ — невнятная бессмыслица, а затем она запихивает в рот первый кусочек банана. В течение минуты она съедает весь его целиком.
Спасая меня от дилеммы выяснения, что делать дальше, появляется Крю. Он все еще выглядит усталым, но менее напряженным.
— Папа! — Лили кричит, как только видит его.
— Привет, милая. — Крю забирает у меня Лили, морщась, когда она хватает его за волосы. Наверное, я должен быть благодарен, что все, что у нее было в руках, — это мой галстук. — Ты уговорила дядю Оливера угостить тебя бананом перед сном?
— Я не знал, что она уже говорит, — говорю я, вставая и засовывая липкие руки в карманы.
— У нее есть несколько слов в словаре, — говорит Крю, гордо улыбаясь своей дочери. — Но она еще не сказала «Мама», поэтому Скарлетт притворяется, что это все еще тарабарщина.
— Я все слышала. — Скарлетт входит в кухню, держа в руках красный поводок. Тедди встает и неуклюже подходит к ней, терпеливо ожидая, пока она пристегнет его к ошейнику. — Спасибо, что присмотрел за ней, Оливер.
— Да, спасибо за… спасибо, — добавляет Крю. Наша неуверенность в том, что сказать друг другу, в основном взаимна.
Я прочищаю горло и киваю, не уверенный, что еще сказать. Через несколько секунд входная дверь со щелчком закрывается, оставляя за собой тишину. Досадно, но я больше не мечтаю об одиночестве и спортивных штанах, о которых думал до неожиданного появления Крю.
Я смотрю на коричневеющую банановую кожуру на кухонном столе, затем на пучки золотистой шерсти на кухонном полу. Вместо спокойствия в пентхаусе чувствуется пустота.
Легче быть одному, когда это выбор, а не неизбежность.
ГЛАВА 2
ХАННА
Хоккейные катки имеют особый запах. Он отличается от свежего воздуха и запаха футбольных полей или бейсбольных площадок.
Мои глаза закрываются на минуту, когда я глубоко вдыхаю. Прохладный воздух обжигает мои легкие, сопровождаемый стойкими запахами остывшего пота, химического чистящего средства, резины и попкорна с маслом. Когда мое зрение ограничено, все запахи, кажется, обостряются. Что-то в их сочетании, кружащемся в охлажденном воздухе, скорее расслабляет, чем ужасает. На несколько секунд я могу притвориться, что нахожусь где-то в другом месте.