Вскоре участникам событий предстала такая картина. За канавой зияла продолговатая темная дыра криницы, а в ней по горло в воде, барахтался покушавшийся на жизнь Семена, пытаясь выбраться наверх по ее осклизлым глинистым стенкам и то и дело срываясь во взбаламученную воду. В левой руке он держал одноствольное охотничье ружье, которое бросил в воду, как только увидел, что его обнаружили. Это ружье он нырком достал и подал наверх, как только ему приказали сдать оружие.
Еще около 15 минут заняла операция по спасению «утопающего» бандюги с помощью веревки и деревянной бадьи и по удержанию его в повиновении. Прыть его поубавилась только тогда, когда руки плотно стянула веревка, одновременно закрепившая на его голове деревянную бадью…
Заканчивался 1946 год.
Поросль
Собрались учителя района на свой районный совет. Волнуют их вопросы воспитания молодого поколения. Беспокоит, что некоторых «переростков» запугивают дома, а иногда встречают в лесу «подпольщики», проча им «угнетенное будущее и быструю смерть от науки», если они не пойдут об руку с ними.
— Недавно пропал ученик 8-го класса Ваня Борода. Мать его твердит, что не знает никакого Вани. Не было у нее сына. А ведь сама приводила его за руку в школу. Может быть, его дядя увел мальчика в банду? Он недавно появлялся в селе и хвастался, что, вот, мол, нападут американцы — и националисты возьмут свое… А одному ученику Ваня говорил, что уезжает в город. Не встречался ли кому здесь он?..
Плачет учительница, рассказывая об этом. Возмущает ее, как это родная мать может отказываться от своего собственного сына и утверждать, что его вообще у нее не было.
…Едут в село оперативные работники. Сигнал немедленно надо проверить, а «дядю» найти и обезвредить.
Беленькая хатка. Вишни у хатки. Огород. В конце усадьбы сарай для поросенка. Дальше вырубка и лес. Средних лет женщина встретила чекистов молчанием, даже не взглянув в сторону вошедших и не ответив на их приветствие.
— Так вы слышите, что нас интересует?
— Пытайте не пытайте — нема у мене сына…
Перекрестилась, утверждая это, отвернулась, загремела ведром и вышла из хаты.
Знали чекисты, что бандиты даже близких своих родичей не уводили сразу с собой — проверяли и подготавливали к возможным «лишениям». Нет ли на территории усадьбы схрона, промежуточной «крыивки», где скрывают мальчишку?
Приглашены понятые. Начат осмотр. Вот быстроглазая понятая Варя незаметно для соседки подала чекистам знак: мол, ищите не здесь, а подальше, за усадьбой…
Морозно на дворе. Снег только что стаял, но еще остались его следы в затененных местах. Присели на краю канавы. Закурили. Но что это? В стороне леса, там, где округлая полянка, среди вырубки поднимается еле заметный «парок». Он хорошо просматривается на фоне темнеющих деревьев, колеблет линию горизонта…
— Кончайте перекур, чекисты!
И вот лопаты вгрызаются в подмерзшую землю. Побледнела мать, когда обнаружились сколоченные треугольником доски. Это отдушина. Через два — два с половиной метра отдушина стала вертикальной.
— Вылазь, хлопче! Молчание.
— Твоя мати тут…
Не выдержала испытания, бросилась к отдушине и запричитала мать:
— Вылазь, Иванко, родной мой сыночек, не губи себя и меня…
Ползает у чекистов в ногах, проклинает себя и своего непутевого брата, который «сбил хлопчика с панталыку»[104]. Кается за то, что она отказалась от сына. Клянется, что пошлет его учиться, а «бандюг» заставит забыть дорогу в ее хату…
Не разошлись ее слова с делом. Помогла она чекистам изловить «бандюг» и хорошим человеком воспитала своего сына.
Потеряли под ногами опору «самостийники». Провалились их планы вооруженного захвата власти в западных областях Украины. Не находят поддержки в народе их беспочвенные идеи. Подавляющее большинство людей разобралось, наконец, в том, что именно с приходом Советской власти устраивалась их жизнь так, как об этом мечтали отцы. Поняли на западноукраинских землях и старый и малый, что во вредное дело втягивали их бандеровцы… Не будет им теперь поддержки.
Но не унимаются закопавшиеся в лесные бункеры и бежавшие на Запад главари националистического подполья, чьи преступления закрыли им путь к честным людям. Не хотят они разоружиться, покаяться и жить, как все. Не хотят признать, что потеряли всякую перспективу в своей бесплодной, губительной для них же «борьбе».