Там в полях, за синей гущей лога,В зелени озер,Пролегла песчаная дорогаДо сибирских гор.
Затерялась Русь в Мордве и Чуди,Нипочем ей страх.И идут по той дороге люди,Люди в кандалах.
Все они убийцы или воры,Как судил им рок.Полюбил я грустные их взорыС впадинами щек.
Много зла от радости в убийцах,Их сердца просты,Но кривятся в почернелых лицахГолубые рты.
Я одну мечту, скрывая, нежу,Что я сердцем чист.Но и я кого-нибудь зарежуПод осенний свист.
И меня по ветряному свею,По тому ль песку,Поведут с веревкою на шееПолюбить тоску.
И когда с улыбкой мимоходомРаспрямлю я грудь,Языком залижет непогодаПрожитой мой путь.
1915
Песнь о собаке
Утром в ржаном закуте,Где златятся рогожи в ряд,Семерых ощенила сука,Рыжих семерых щенят.
До вечера она их ласкала,Причесывая языком,И струился снежок подталыйПод теплым ее животом.
А вечером, когда курыОбсиживают шесток,Вышел хозяин хмурый,Семерых всех поклал в мешок.
По сугробам она бежала,Поспевая за ним бежать…И так долго, долго дрожалаВоды незамерзшей гладь.
А когда чуть плелась обратно,Слизывая пот с боков,Показался ей месяц над хатойОдним из ее щенков.
В синюю высь звонкоГлядела она, скуля,А месяц скользил тонкийИ скрылся за холм в полях.
И глухо, как от подачки,Когда бросят ей камень в смех,Покатились глаза собачьиЗолотыми звездами в снег.
1915
«Устал я жить в родном краю…»
Устал я жить в родном краюВ тоске по гречневым просторам,Покину хижину мою,Уйду бродягою и вором.
Пойду по белым кудрям дняИскать убогое жилище.И друг любимый на меняНаточит нож за голенище.
Весной и солнцем на лугуОбвита желтая дорога,И та, чье имя берегу,Меня прогонит от порога.
И вновь вернусь я в отчий дом,Чужою радостью утешусь,В зеленый вечер под окномНа рукаве своем повешусь.
Седые вербы у плетняНежнее головы наклонят.И необмытого меняПод лай собачий похоронят.
А месяц будет плыть и плыть,Роняя весла по озерам,И Русь все так же будет жить,Плясать и плакать у забора.
1915–1916
«Не бродить, не мять в кустах багряных…»
Не бродить, не мять в кустах багряныхЛебеды и не искать следа.Со снопом волос твоих овсяныхОтоснилась ты мне навсегда.
С алым соком ягоды на коже,Нежная, красивая, былаНа закат ты розовый похожаИ, как снег, лучиста и светла.
Зерна глаз твоих осыпались, завяли,Имя тонкое растаяло, как звук,Но остался в складках смятой шалиЗапах меда от невинных рук.
В тихий час, когда заря на крыше,Как котенок, моет лапкой рот,Говор кроткий о тебе я слышуВодяных поющих с ветром сот.
Пусть порой мне шепчет синий вечер,Что была ты песня и мечта,Всё ж кто выдумал твой гибкий стани плечи —К светлой тайне приложил уста.
Не бродить, не мять в кустах багряныхЛебеды и не искать следа.Со снопом волос твоих овсяныхОтоснилась ты мне навсегда.
1915–1916
«Запели тесаные дроги…»
Запели тесаные дроги,Бегут равнины и кусты.Опять часовни на дорогеИ поминальные кресты.
Опять я теплой грустью боленОт овсяного ветерка.И на известку колоколенНевольно крестится рука.
О Русь – малиновое полеИ синь, упавшая в реку, —Люблю до радости и болиТвою озерную тоску.
Холодной скорби не измерить,Ты на туманном берегу.Но не любить тебя, не верить —Я научиться не могу.
И не отдам я эти цепи,И не расстанусь с долгим сном,Когда звенят родные степиМолитвословным ковылем.
1916
«Гаснут красные крылья заката…»
Гаснут красные крылья заката,Тихо дремлют в тумане плетни.Не тоскуй, моя белая хата,Что опять мы одни и одни.
Чистит месяц в соломенной крышеОбоймленные синью рога.Не пошел я за ней и не вышелПровожать за глухие стога.
Знаю, годы тревогу заглушат.Эта боль, как и годы, пройдет.И уста, и невинную душуДля другого она бережет.