Зека одобрительно посмеиваются, здесь не имеет значения, верят они или не верят, главное, Мулярчик попал в жилу, спел правильную песню. А как было на самом деле? Сижу я в процедурной, выписываю требование в аптеку на завтра, влетает очумелый Мулярчик: «Атас, режим!» — головой крутит, руками шарит, нет ли чего у нас тут на глазах запретного? Заходит Папа-Римский. Едва он переступил порог, как Мулярчик двумя руками выхватил из-под меня табуретку и ринулся к Папе с таким рвением, будто сейчас уложит его на месте одним ударом. «Садитесь, гражданин начальник, прошу вас! Слушаю вас!» Лебезил, сопли ронял, сыпал мелким бисером без умолку, перевязал его по высшему разряду и проводил фокстротным шагом до выхода из больницы. Никакого термометра, конечно, у Папы не было, он и без палки хорош, одного его взгляда боятся.
Но Мулярчику надо отдать должное, он умел абсолютно всё — и уколы, и вливания, и перевязки, банки, клизмы, вскрывал трупы, под микроскопом мог лейкоциты посчитать и РОЭ определить. Посадили его перед войной, он устроился санитаром в морге, сначала трупы хоронил, потом начал их вскрывать, кантовался всё время вокруг санчасти — то хвоеваром, людей от цинги спасал, отвар кружками выдавал, то раздатчиком в столовой, то медбратом, потом фельдшером, одним словом — универсал.