– Без тебя вижу, Сидоркин, – огрызнулся лейтенант. – Только еще пока неизвестно, чья это кровь. Может, птичья, а может, звериная.
Сказав эти слова, он прикусил язык. Понять его было можно. Егорыч и сам оторопел, когда впервые попал на эту поляну со взрытым, щедро пропаханным медвежьими когтями дерном. Кусты вокруг были помяты и измочалены, но взгляд останавливался не на них. Приковывали его истерзанные останки человеческого тела, облепленные багровыми лоскутами и таежным гнусом. Насосавшиеся крови комары не взлетели при появлении людей. Отяжелели так, что крылышки их не держали.
– Матерь божья, – пролепетал Зайцев, держась за горло обеими руками. – Да он же бе… бе… без башки…
– Это кто ж его так? – прохрипел в свою очередь лейтенант, фамилия которого была, кстати говоря, для здешних краев вполне уместная – Кедрин.
– И куда остальное подевалось? – подал голос Сидоркин, не отваживаясь сделать хотя бы шаг вперед. – Ноги там… руки…
– У хозяина в брюхе, – пояснил Егорыч, выступая из укрытия с двустволкой на ремне. – Или в заначке его.
– В чьей заначке? – недоуменно спросил лейтенант, повернувшись к приближающемуся охотнику.
– Известно в чьей. В хозяйской, – откликнулся Егорыч.
– А хозяин кто?
– Косолапый, кто же еще. Медведь, значит. Здоровенный. С корову в холке будет. Я следы замерил – ахнул.
Охранники зоны – а в том, что это были именно они, сомневаться уже не приходилось – одновременно уставились на громадные медвежьи следы вокруг окровавленной жертвы. Так же синхронно их головы завертелись по сторонам, а уши насторожились, пытаясь уловить подозрительные звуки. Никому из троих еще не доводилось сталкиваться с медведем нос к носу, однако всяких баек они наслушались предостаточно.
Вообще-то медведи почти никогда не нападают на людей первыми, тем более летом, но изуродованный труп на поляне свидетельствовал о том, что у всякого правила бывают исключения. Видать, порезвился здесь матерый шатун, уже попробовавший однажды человечины, а потому вдвойне опасный. От такого не убежишь – он при желании и сохатого догонит, и даже лошадь. Махнет лапой – хребет пополам. А в придачу к этому когти у медведя размером с кинжалы. Лютый зверюга.
– Поставить переводчик огня оружия на стрельбу одиночными выстрелами, – скомандовал Кедрин. – В случае чего бить прицельно, желательно в сердце. Близко не подпускать.
– Да он и не подойдет теперь близко, – подал голос Егорыч, отплевываясь от мошкары. – Убег. Видать, раненый был. Или разозлил его кто-то крепко. Вот и осерчал. Отыгрался на бедолаге – и в лес. Ищи-свищи.
Сидоркин покосился на окровавленные останки.
– А чего не слопал этого без остатка? Свежатина все ж таки.
– Медведь, он часто так, – охотно пояснил Егорыч. – Конечности оторвет, а тулово бросит. Брезгует человечиной. Разве что кости погрызет потехи ради. Или голову по земле погоняет на манер мяча.
– Мяча, – машинально повторил Зайцев, повернулся на каблуках и пошел в кусты блевать.
– Отставить! – рявкнул лейтенант Кедрин.
На подчиненного окрик не подействовал. Он обессиленно опустился на колени, по-бабьи всхлипнул и задергался в рвотных судорогах.
– Это ничего, – вступился за него Егорыч. – Не по пьяни ведь.
– А он и по пьяни то же самое устраивает, – заложил товарища Сидоркин, имевший вид весьма бледный, но крепившийся изо всех сил.
– Заткнись, – велел ему Кедрин. – А ты, Зайцев, если не прекратишь этот цирк, отправишься нести службу в мертвецкую. Там тебе нервишки живо поправят.
Сам он уже вполне овладел собой и окидывал Егорыча пытливым взглядом.
– Здрасьте, – вежливо поздоровался охотник.
– Ты, надо полагать, тот самый знаменитый Евграфыч?
– С утра был Егорычем.
– Ну да, Егорыч. Ты по поляне больше не топчись, Егорыч. Место преступления как-никак.
– Какое ж это преступление? Мишке человечьи законы не писаны. Он по своим живет. Хозяин.
– Ладно, не до философии мне, – сказал Кедрин. – Помалкивай в тряпочку и не суйся, куда тебя не просят.
– В тряпочку так в тряпочку, – оскорбился Егорыч. – Я и уйти могу.
– Не можешь. Нам свидетельские показания нужны.
– А я возьму и не дам.
Кедрин Егорыча не слушал. Деловито присматривался к тому, что не так давно являлось венцом творения, царем природы, человеком. Нужно было составить протокол, отщелкать снимки, зарисовать план местности, взять пробы крови, образцы одежды. Работенка была малоприятная, но Кедрин постепенно втянулся. И лишь сделав пару весьма впечатляющих фотографий, он озадаченно поскреб затылок и принялся озираться по сторонам, словно выискивая что-то. Или кого-то.