– Илья тоже любил...
– Ты его не любила, а Орлова любишь.
– И поэтому всю жизнь должна изводить себя ревностью?
– В общем, я запрещаю тебе здесь ночевать, переедешь вместе с Сашей, когда он приедет. Вместо того, чтобы лелеять любовное гнездышко, у тебя в голове лакокрасочный мрак.
Просидев у Зиминых за ужином и разговорами до позднего вечера, Лера всё-таки улучила минутку, когда Таня пошла укладывает детей и сбежала к себе.
Расстелив простынь, прилегла на диван. Сейчас так хотелось отгородиться от всего мира, побыть одной, просто помолчать. Столько всего было сказано, передумано за последнее время, столько потрясений, волнений! И вновь она в родных стенах. Сладкая дрёма воспоминаний окутала мягким пледом.
Был тихий, летний, солнечный день, паутинки качались между ветками, тихо шелестели листья. В тени яблони для Леры натянут гамак, раскачиваясь, она играет с солнцем, то подставляя ему свое лицо, то прячась за веткой, сплошь усыпанной наливными яблоками. Откуда-то издалека её зовут по имени. Легкие мягкие касания обволакивают теплом, манящий голос совсем рядом, он призывает покинуть хрупкий сон и отозваться. Тихий шепот влечет за собой, её ресницы дрогнули, и она открыла глаза.
Подушка примялась под тяжесть Сашиной головы, он с нежностью смотрел на неё и улыбался. Лера подняла голову, но сильные руки вернули её на место.
– Полежи и помолчи. Мне надо тебе кое-что сказать, – Саша погладил её по волосам.
– Какое совпадение! И мне есть, что тебе сказать.
Он не видел её холодного взгляда, но по интонации догадался, что разговор будет не простой.
– Лера, пять минут. Я двое суток ехал в поезде. Нет сил поднять голову от подушки.
– Саша, почему ты мне не звонил? – прошептала Лера ему на ухо.
– Ты просила два месяца свободы, я их тебе дал. Только ты должна понимать, что больше таких льгот у тебя не будет, я кое-как выдержал, – Саша поднес её руку к губам и поцеловал запястье.
Лера поспешила встать. Сама не понимала, что ждет от этого разговора, но реакция податливого тела настораживала. Она отошла к столу. Саша напрягся, теперь их разделяла не только темнота, но и расстояние.
– Зачем ты пошел к Верстакову просить моей руки, ты понимал, что рискуешь? Он мог испортить тебе карьеру.
– Опасения были, но я подумал, что будет справедливо, если он узнает от меня, что я тебя люблю. Вы ведь, хоть и формально, но были женаты.
Выглянувшая луна, осветила комнату
– Саш, ну не понимаю я тебя.
– И не надо ничего понимать, прими как данность, что я люблю тебя.
Кожа дивана скрипнула, Лера не успела остановить его, он оказался рядом, но не предпринимал никаких действий, только стоял и смотрел на неё.
– А Веру ты тоже любишь? Я никогда не буду, как она, унижаться, уговаривать тебя вернуться, признаваться в любви, ехать за тобой в Сибирь...
Наконец она высказала все, что изводило её последнее время, сдержав желание выкрикнуть эти слова.
Саша улыбнулся, такую ревнивую Леру он тоже любит.
– При чем здесь Вера? Да, она приезжала. Как приехала, так и уехала. Мне нечем ей ответить, мое сердце принадлежит тебе. Разве я прошу тебя унижаться? – он вздохнул. – Или ты считаешь, признание человеку в любви унижением?
Орлов отошел от неё и сел на ковер, возле дивана. Чувствовал, что Лера не собирается сдаваться, что её голос стал еще тверже, и темнота между ними сделалась гуще, а дистанция увеличивалась с каждым словом.
– Я устал оправдываться. Может быть завтра продолжим. Ты придумала какую-то ерунду, и считаешь, что на это стоит тратить ночь. Ты удивительная женщина! – он в бессилии замолчал, больше не пытаясь достучаться до неё.
Лера отвернулась к окну, сдерживая слезы. Кроме луны, обратиться было не к кому. Почему мужчины так слепы и глухи? Ревность душила и дразнила, как и луна за окном, то оживляя причудливые тени, от деревьев, на потолке, то погружая комнату во тьму, а сама, прячась за густыми облаками.
Орлов так спокойно уснул, сидя, уткнувшись лицом в подушку, как будто совесть его совсем не гнетет. А если Вера не успокоится? Если поимеет наглость и заявиться снова? И что тогда? Вера женщина темпераментная, не драться же с ней из-за Орлова. Пусть забирает его. Да и какому мужику не понравиться, что за ним бегают, стирая каблуки?
Насмотрелась, наслушалась разных историй за три года в команде. Чем Орлов лучше остальных? Такой же самовлюбленный болван. Сложно поверить, что женщину прогнали, чему она была свидетелем, а она вернулась. Может они созванивались? Или встречались, когда Лера уехала?
А если?
А вдруг?
А что потом?
Есть ли жизнь после измены?
Крепкие объятия согревают, порывистое дыхание щекочет шею. Когда он перебрался к ней, и как они поместились вдвоем на шестидесятисантиметровом диване? Она совсем не помнила момент, когда уснула, но, судя по лежащему рядом одеялу и стопке неиспользованного постельного белья, сон подкрался незаметно.
Лера приподнялась, но Орлов только сильнее прижимал её к себе, удерживая от поспешности. Немого подождав, она мягко высвободилась, под невнятное бормотание спящего Саши.
Зайдя в кухню Зиминых, Лера огорошила подругу новостью и приезде Орлова.
Появление его через три минуты на пороге, одетого и умытого, натолкнуло Таню на определенные мысли, и Лерины красные глаза подтвердили её подозрения. С сожалением она поняла, что ночь не сблизила их, а наоборот отдалила, потому как ни за завтраком, ни после, Лера ни разу не обратилась к Саше, равно как и он. Таня, как могла, старалась сгладить ситуацию, но Саша казался равнодушным, а Лера едва сдерживала взвинченность.
После завтрака Саша вышел в сад и сел на скамейку.
Лера стояла у окна и смотрела, как прислонившись головой к дереву он спит.
– Танюша, – умоляюще обратилась Лера. – Скажи ему, пусть уедет!
– Он к тебе приехал, сама и скажи.
Таня тоже выглянула, и теперь они вдвоем рассматривали спящего мужчину.
– Вы во сколько вчера легли?
– Понятия не имею. Мы вчера ругались, нас не слышно было?
Таня отрицательно покачала головой.
– Вернее, сказать, меня не было слышно? Потому что Орлов даже не посчитал нужным оправдаться.
– Может, потому что не считает себя виноватым? Твоя ревность – это твоя проблема, не его.
– Быть невиновным и считать себя невиновным – две большие разницы. Ты как жена юриста должна это знать!
– Твое обвинение тоже, знаешь, не выдерживает никакой критики. Я считала тебя более рациональным человеком. Я помню тебя после истории с Беляковым, но и тогда ты как-то держалась, находила объективные оправдания ему, а сейчас твой воспаленный взгляд просто пугает. Сильные, живые эмоции не из твоей палитры, но разреши напомнить, что совсем недавно ты готова была начать новую жизнь, а сейчас, не даешь шанса ни ему, ни себе. Надеюсь, какие-то выводы ты сделала их двух своих замужеств?
– Скажи ещё, что это мой последний шанс.
– Может единственный.
– Испугала.
Лера махнула рукой, и сев на диванчик и облокотилась на диванную подушку. Как же далеко и глубоко ревность запустила свои щупальца в её сознание, как же невыносимо больно жжет. Ведь умом понимала, что ревность – это тьма, болото, непроходимые дебри, вполне осознавая её разрушительную силу, она прислушивалась к вопиющему сердцу, которое разрывается от боли, от ожидания возможного предательства, неверности. Воображение дорисовывает, домысливает изнанку одной встречи, а сколько еще событий, приятных и не очень, будет в их жизни? Она выскочила из беспокойного сна. Их жизни. Последнее, что она вырвала из тревожного сна. Их жизни?
Погруженная в свои думы Лера не заметила, как Зимины разъехались по своим делам.
Саша по–прежнему спал на скамейке.
Стрелка неумолимо двигалась к обеду, и к его приготовлению Лера незамедлительно приступила.
Перебарывая свое неравнодушие, не выглядывая в окно, она с завидным упорством принялась резать, крошить, бланшировать. Её отвлек звонок Верстакова, он впервые в жизни, повысил на неё голос.